Из книги протоиерея Валентина Бирюкова
«На земле мы только учимся жить»
Много страшного пришлось повидать в войну: видел, как во время бомбежки дома летели по воздуху, как пуховые подушки. А мы молодые – нам
всем жить хотелось. И вот мы, шестеро друзей из артиллерийского расчета
(все крещеные, у всех крестики на груди), решили: давайте, ребятки, будем
жить с Богом. Все из разных областей:
я из Сибири, Михаил Михеев – из
Минска, Леонтий Львов – с Украины,
из города Львова, Михаил Королев и
Константин Востриков – из Петрограда, Кузьма Першин – из Мордовии. Все мы договорились, чтобы во
всю войну никакого хульного слова не
произносить, никакой раздражительности не проявлять, никакой обиды
друг другу не причинять.
Где бы мы ни были – всегда молились. Бежим к пушке, крестимся:
– Господи, помоги! Господи, помилуй! – кричали как могли.
А вокруг снаряды летят, и самолеты
прямо над нами летят – истребители
немецкие. Только слышим: вжжж! –
не успели стрельнуть, он и пролетел.
Слава Богу – Господь помиловал.
Я не боялся крестик носить, думаю:
буду защищать Родину с крестом, и
даже если будут меня судить за то,
что я богомолец, – пусть кто мне укор
сделает, что я обидел кого или кому
плохо сделал…
Никто из нас никогда не лукавил.
Мы так любили каждого. Заболеет кто
маленько, простынет или еще что – и
друзья отдают ему свою долю спирта,
50 граммов, которую давали на случай, если мороз ниже двадцати восьми
градусов. И тем, кто послабее, тоже
спирт отдавали – чтобы они пропарились хорошенько. Чаще всего отдавали
Леньке Колоскову (которого позднее в
наш расчет прислали) – он слабенький был.
– Ленька, пей!
– Ох, спасибо, ребята! – оживает он.
И ведь никто из нас не стал пьяницей после войны…
«Господь подсказал: убери солдат…»
Икон у нас не было, но у каждого,
как я уже сказал, под рубашкой крестик. И у каждого горячая молитва и
слезы. И Господь нас спасал в самых
страшных ситуациях. Дважды мне
было предсказано, как бы прозвучало
в груди: сейчас вот сюда прилетит снаряд, убери солдат, уходи.
Так было, когда в 1943 году нас
перевели в Сестрорецк, в аккурат на
Светлой седмице. Друг другу шепотом
«Христос воскресе!» сказали – и начали копать окопы. И мне как бы голос
слышится: «Убирай солдат, отбегайте
в дом, сейчас сюда снаряд прилетит».
Я кричу что есть силы, как сумасшедший, дергаю дядю Колю Вострикова (ему лет сорок, а нам по двадцать
было).
– Что ты меня дергаешь? – кричит он.
– Быстро беги отсюда! – говорю. –
Сейчас сюда снаряд прилетит…
И мы всем нарядом убежали в дом.
Точно, минуты не прошло, как снаряд
прилетел, и на том месте, где мы только что были, уже воронка… Потом солдатики приходили ко мне и со слезами
благодарили. А благодарить надо не
меня – а Господа славить за такие добрые дела. Ведь если бы не эти «подсказки» – и я, и мои друзья давно бы
уже были в земле. Мы тогда поняли,
что Господь за нас заступается.
Сколько раз так спасал Господь от
верной гибели! Мы утопали в воде. Горели от бомбы. Два раза машина нас
придавливала. Едешь – зима, темная
ночь, надо переезжать с выключенными фарами через озеро. А тут снаряд
летит! Перевернулись мы. Пушка набок, машина набок, все мы под машиной – не можем вылезти. Но ни один
снаряд не разорвался.
А когда приехали в Восточную
Пруссию, какая же тут страшная была
бойня! Сплошной огонь. Летело все –
ящики, люди! Вокруг рвутся бомбы. Я
упал и вижу: самолет пикирует и бомба летит – прямо на меня. Я только
успел перекреститься:
Знаю, что сейчас буду, как фарш.
Не просто труп, а фарш!.. А бомба разорвалась впереди пушки. Я – живой.
Мне только камнем по правой ноге
как дало – думал: все, ноги больше
нет. Глянул – нет, нога цела. А рядом
лежит огромный камень.
Но все же среди всех этих бед жив
остался. Только осколок до сих пор в
позвоночнике.
«Такой радости в моей жизни больше не было»
Победу мы встретили в Восточной
Пруссии, в городе Гумбиннен невдалеке от Кенигсберга. Как раз ночевали в
большом доме – первый раз в доме за
всю войну! Печи натопили. Все легли:
тепло, уютно. А потом кто-то взял и
закрыл трубу. Ладно, я у самой двери лег – запоздал, так как часовых к
пушке ставил. Смотрю: кого-то тащат,
дверь открыли. Угорели все, а мне ничего. Но, слава Богу, все живы.
Ну а когда Победу объявили – тут
мы от радости поплакали. Вот тут мы
радовались! Этой радости не забудешь
никогда! Такой радости в моей жизни
никогда больше не было.
Мы встали на колени, молились.
Как мы молились, как Бога благодарили! Обнялись, слезы текут ручьем.
Глянули друг на дружку:
– Ленька! Мы живые!
– Петька! Мы живые! Ой!
И снова плачем от счастья. Потом
пошли на речку отдохнуть – там в
логу речушка небольшая была, Писса.
Нашли там стог сена, развалились на
нем, греемся под солнцем. Купаться
было холодно, но мы все равно в воду
полезли – фронтовую грязь хоть какнибудь смыть. Мыла не было – так
мы ножами соскабливали с себя грязь
вместе с насекомыми…
А потом давай письма родным писать – солдатские треугольники, всего несколько слов: мама, я здоров! И
папке написал. Он тогда работал в
Новосибирске, в войсках НКВД, прорабом по строительству – в войну его
мобилизовали. Он жилые дома строил. И он отдал Родине все, несмотря
на то, что считался «врагом советской
власти».
И сейчас, когда другой враг угрожает Родине – враг, пытающийся растоптать ее душу, – разве мы не обязаны
защищать Россию, не щадя жизни?..
