|
|
|
       
| ||
| ||
| На начало | ||||||||||||||||
Наши баннеры 
|
«Я всегда молюсь за наше государство…»
– Анфиса Алексеевна, с какого Вы года рождения? – Я родилась 10 февраля 1923 года. Мы весь голод перенесли. Вот сейчас хлеба сколько хочешь. А мы раньше бывало за 200 граммов ездили за 10 километров полоть овес. – Это Вы еще ребенком были? – Да. Тогда люди работали за «палочки». Давалась трудовая книжка и там ставились палочки – что значит один трудодень. А в конце года их отоваривали. Самое большое, что давали – это 16 кг (1 пуд). У нас отец умер в 30-м году, мне было всего 7 лет. Старшему брату было 10, а младшему тоже около 7 лет. А всего было три брата. У нас здесь рядом, с другой стороны улицы, была большая изба – коридор, большая горница. Сейчас-то дрова летом заготавливают, а раньше все работали, а как холодно становилось, так ехали в лес на заготовку. – А улица тогда как называлась? – Ее называли Рубеж, потом Береговая, а сейчас уже Киселевых называется. А там большая дорога – так и называлась Большая, потом ее переименовали на Семеновых. А тут два брата жили Киселевы – они погибли на фронте – так потом и улицу назвали Киселевых. Дом-то был у нас уже не важный – крыша текла, да и другие родственники тут жили, а мы переехали. Крестный мой уехал в город, а мы переехали в его дом – он стоял там, где сейчас детский садик. А в 1958 году мы решили построить вот этот дом и потом сюда заехали. – Анфиса Алексеевна, скажите, а когда Вы родились в 23-м году, Вас крестили? В нашем храме крестили? – Да. У меня, например, была выписка из книжки церковной, что я родилась такого-то числа и года. Многие совсем не сохранили, а я по этой выписке потом и паспорт получала. Когда я закончила 7-летку (семилетнюю школу – и.Г.М.), то поступила в Тобольск в ремесленное училище. Оно располагалось в кремле. – А где там оно было? – Вот сначала, как зайдешь, там располагалась башня (колокольня, видимо – и.Г.М.). Она была непригодная, все думали, что она упадет... Слева было красное здание – там находился директор. У нас оно полувоенное было училище, строем ходили и на завтрак и на обед. Дальше было здание большое (видимо, здание консистории – и.Г.М.) – там было общежитие, там мы и занимались. На первом этаже мы жили, а на втором мальчики. А дальше был музей. Когда война началась, к нам эвакуировали еще и Одесское ремесленное училище. – А Вы на кого учились? – На радиооператора. С 1940 по 1942 гг. училась. В 1942 г., не дав до конца докончить, меня отправили в Улан-Удэ, потом на иркутский рыбзавод – там была и наша радиостанция. Потом нас расформировали, и меня хотели отправить на остров Ольхон на Байкале. Но мама прислала справку, что она больна, и мне разрешили вернуться домой в Кулаково. Устроилась я в школе счетоводом. – А что это за должность - «счетовод»? – Это по-современному бухгалтер. Здесь я и сама училась в детстве, здесь и работала потом три года. Времена были непростые. На дороге – как ехать в город – там часто встречались разбойники. Не только обирали людей, но и убивали. Это в Силкином логу – второй лог от деревни как ехать в город. – А кто были эти разбойники? – Они с города были. Шайка. У них женщина была очень жестокая, она не щадила даже детей. И был в этой шайке один местный – Гриша Проскуряков, потом он и в тюрьме сидел. Одни люди как-то ехали, а их там в логу встречают. А этот Гриша говорит: «Вы их не убивайте, у них много детей». Так их и отпустили. Потом я устроилась в РСУ – тогда оно называлось «Красный обоз». Работала я кладовщиком, 3 года. Потом перешла в совхоз в 60-м году. Тогда у нас было 11 отделений – от Салаирки с той стороны реки Туры до Успенки. Я была на центральном складе. – А центр был в Кулаково? – Да. Советская власть считала, что раз Кулаково, то значит, там кулаки жили, поэтому совхоз назвали Луговской, а не Кулаковский. – Значит, тут и паром был? – Да, паром стоял, перевозил через реку. Раньше он здесь недалеко стоял, а потом подальше в конец деревни перенесли. А теперь до того стали жадные люди – скоро по берегу не пройти будет. Раньше ведь деревня была на берегу, а потом, лет сто тому назад, был большой пожар и ветер, и деревня сильно выгорела. Люди потом выше от реки стали селиться. – А не топило, водой не заливало деревню никогда? – Нет. В большую воду только до огородов доходило. А теперь все – покосов нет. И коров нету... – А что нету-то коров? Жить хорошо стали? – Люди не хотят, ленивые стали. – Так значит, денег хватает все покупать? – Им, наверное, больше искусственного хочется, а не натурального. – Анфиса Алексеевна, у меня отец однажды причащал бабушку, она старше Вас была, так вот она помнила, как в детстве с севера Омской области на прославление святителя Иоанна в 1916 г. в Тобольск ходила… – У нас мама тоже ездила в Тобольск на Иоаннов день, в церковь. – Часто ездила? – Ну, в год один раз ездила. – Это уже Вы помните? То есть и в 20-ые и в 30-ые годы? – Да, это уже при Советской власти. – …Ну так вот, эта бабушка, про которую я говорил, на вопрос: «А как раньше-то в деревнях, тоже пили водку как сейчас?» – отвечала: «Так нет, если он будет пить, так он же просто замерзнет и умрет». Раньше ведь негде было «бомжевать», отогреваться в деревнях – ни вокзалов, ни теплотрасс, а хату не протопишь в запое, так и замерзнешь насмерть. – Раньше много-то не пили, только на престольные праздники. У нас – Новый год и Троица. – Троица? Так ведь в Кулаково храм же в честь Николая Чудотворца? Почему Троица? – А вот, Троица. На горе, я маленькая была, но помню, на горе собирались в круг и там все ходили… У меня дедушка – мамин отец – был ямщиком, так он что получал, то и пропивал. А другой не пил, потому что не на что было. А так только на престольный праздник. У нас на праздники из Перевалово дядя Ваня ездил. Он был зажиточный, обеспеченный, дом у него на фундаменте был. Его тоже сослали, хотя я точно уже не помню. А у меня еще тетя была и у нее брат – они были не очень зажиточны. Так вот их сослали в Карелло-Финскую республику. Вот икона, которая у нас в церкви стоит Четверговая (Тайная Вечеря, большая старинная икона – и.Г.М.) – это икона Андрея Трофимовича, моего дяди. Все приходят к нам и говорят: «Ой, какая красивая икона», – а никто и не перекрестится. Потом мы ее отдали в церковь. – Анфиса Алексеевна, а вспомните, пожалуйста, о церкви. Значит, два священника было тогда: старший – Иоанн, а младший – Николай? – Николай – его сын. – А как фамилия их была? – Я уже не помню. Старший-то пожилой был. Я знаю, что святой дедушка был. Дедушка Иван его звали. Николая-священника сослали, а он, когда уезжал, попросил мою маму, чтобы его отец у нас пожил. Около года он у нас жил, а потом сын его забрал (по другим изустным воспоминаниям о. Николай забрал своего пожилого отца о. Иоанна в Новосибирск – и.Г.М.). – А люди в храм ходили или нет, запрещали ведь? – Запрещали. У меня вот тетка по отцу была, не знаю какой она веры, она ходила молилась по упокойникам с лестовкой – неграмотная была, а ходила перебирала лестовку, молилась.
– Ходила. – Скажите, а что Вы помните про Чукмалдина – строителя нашего храма. Он ведь был похоронен под храмом слева в склепе? – Да, под храмом. Я помню, когда кресты снимали. А из гроба Николая Мартемьяновича – у него там были цветы восковые, а гробница была голубого цвета – я цветы-то эти домой принесла. А мне мама говорит: «Унеси туда, где взяла». Была такая Елена Серькова, но у нее была фамилия Мартынова – так вот у нее был сын Петька. Вот он копал могилу на старом кладбище. И говорят, что когда перекладывали тело Николая Мартемьяновича в гроб, то ноги обрубили, так как они не помещались, и положили тоже в гроб. Но где сейчас это место – никто уже не знает, никого не осталось. – А вот некоторые наши нынешние сельские краеведы говорят, что священник тоже «дал добро» на это дело, на перезахоронение? – Так как это, его тогда уже не было, его выслали уже. А те кресты на храме были с подвесками – как солнце светило, так все сверкало. Куда их дели – уже не известно. А икон много было. У нас был Копысов Михаил, так у него в ящике иконы эти были. Он, говорят, старостой в церкви был. Куда эти иконы ушли?.. Не хотели молиться! В Луговой был один человек, они с кем-то захотели уху сварить, а на дрова он взял икону – раскололи. Он, говорят, 25 лет лежал потом болел. – А когда храм восстанавливать начали, люди поддержали это дело? – Поддержали, конечно. Даже собирали деньги кто сколько может, записывали. А теперь эти старушки не ходят почему-то, а кого уже и нет в живых. Я вот схожу, мне и лучше становится. Последний раз (9 ноября 2014 г. – и.Г.М.) плохо было мне, что думала – уже все. А сейчас получше. Плохо вижу уже, а врачи и не лечат, говорят, ткани отмирают. Я одну молитву знаю и все время ее читаю. – Что это за «молитва» такая?! – А вот какая: Великий Боже! Дай мне силы Самой закончить путь земной, Не быть обузой до могилы, Чтобы не мучались со мной. И не лишай до расставания Рассудка, здравого ума, Чтоб я за все свои деяния Была ответственна сама. Не дай мне Бог лишиться зрения, Сердцу застыть и зачерстветь. Не дай в отчаянье забвения Надежде прежде умереть. – Это стихотворение. Оно хорошее, доброе, но просто стихотворение. Хотя тоже молитва – как бы своими словами. – А как в храм я иду, то читаю Иисусову молитву. Можно ее читать? Господи, Иисусе Христе, Сыне Божий, помилуй мя, грешную. – Конечно же, это очень важная молитва, оставленная нам святыми людьми. А как раньше люди жили? Добрее были? Были ли счастливы? – Раньше как-то общались люди, с соседями общались, добрее были, друг другу помогали. Вот брат у нас строился – все помогали ему. – А семьи раньше большие были? – Были и по десять человек. А сейчас 2-3, а то еще и одного думают – родить или нет. – Я вам, Анфиса Алексеевна, вот какую историю расскажу. Когда я служил на севере в поселке Пойковском, там вместе с социальной службой мы посещали на Святках после Рождества инвалидов, из того списка, который был в администрации. Но вот что интересно: придем к одной бабушке, так она из-за цепочки выглядывает, пускать не очень хочет; к другой – та начинает на жизнь жаловаться; к третьей – эта соцзащиту в чем-то упрекает. Хотя живут в капитальных квартирах, а это по северным меркам чуть ли не роскошь. А когда всех по списку прошли, я удивился: «А как же вот те две бабушки, что в СУ 905 живут?» Мы поехали к ним, и представители соцзащиты были поражены условиями, в которых эти бабушки живут. А те: «Да ничего! Да спасибо, что приехали! Да Слава Богу!» Одной из них, Зинаиде, что в инвалидном кресле передвигалась, потом квартиру дали. Так вот, эти бабушки проживали жизнь отнюдь не легкую ни в бытовом, ни в личном, семейном плане. Однако не озлоблялись на все и на всех вокруг. Хоть не было счастья земного, но был мир Божий в душе. Они причащались на дому несколько раз в год. – Да, люди недовольны часто. Вот мои подружки жалуются на пенсию. А я им говорю: «Вы скажите спасибо, что государство вам платит пенсию – на хлеб и на все хватает. А дай еще столько – вы все будете говорить, что мало». Я всегда молюсь за государство, которое нас обеспечивает. Вот мать моя – она получала сначала пенсию 8 руб., потом 12, потом 20, а когда 40 рублей дали, она один раз только получила и умерла. А под конец жизни у нее ампутировали обе ноги. Она говорила еще раньше: «Вот сейчас мне некогда – работать надо. А как на пенсию пойду, молиться буду». Ну она вообще-то и ходила потом в город, ездила в Знаменскую церковь на Даудельную (храм Всех Святых – и.Г.М.)… Я, например, нецензурной бранью никогда в жизни не ругалась. Вот одна девица как-то смеялась надо мной и про Бога говорила всякие нехорошие слова. Потом зимой на Масленицу катались со склона на рогожах, а там были проруби с сетями и торчали штыри. Так она наехала на палку и умерла. Девочка еще была, лет 13… – Анфиса Алексеевна, а Тобольский кремль Вы потом после училища больше не видели? – Нет. Вот хотелось бы увидеть. – Тогда Вам задание: держаться и дожидаться лета – а мы постараемся Вас свозить показать Тобольск, сейчас-то не съездить – скользко ходить Вам будет. Там в кремле с 1940-х годов многое изменилось!
Интервью вел 
 Наверх | |||||||||||||||
Предлагаем нашим читателям интервью с Анфисой Алексеевной
Сноповой (урожденной Харитоновой), старейшей прихожанкой и
жительницей села Кулаково Тюменского района, которой сейчас идет 92
год. В свои совсем немалые годы она продолжает ходить в храм на
службу, исповедуется и подходит к Причастию. Причем ходит всегда
сама и без палочки.
– Она, наверное, из старообрядцев была. А Ваша мама ходила в
храм?
|
© Православный просветитель
2008-24 гг.