|
|
|
       
| ||
| ||
| На начало | ||||||||||||||||
Наши баннеры 
|
Плавание Беринга к берегам Америки
Летом 1740 года все необходимые припасы для экспедиции и все снаряжение уже находились в Охотске, откуда должно было начаться плавание. В числе матросов находился на корабле уже знакомый нам по работе на Оби, разжалованный в матросы из лейтенантов Овцын. Командование «Св. Павлом» Беринг поручил очень дельному и способному моряку лейтенанту Чирикову, которому дал в помощники лейтенантов Чихачева и Плаутинга, штурмана Елагина и гардемарина Юрлова. Американскую эскадру должны были сопровождать дубельшлюпка под командой корабельного мастера Хитрова и галиот, управляемый подштурманом Ртищевым. На шлюпке должен был разместиться научный персонал экспедиции: астроном Лакройер и прибывший из Петербурга натуралист Стеллер, а также их помощники – геодезист Красильников и студент Горланов, оставшиеся впоследствии на Камчатке. Пока шли сборы, наступил сентябрь, потому первый этап путешествия должен был ограничиться в этом году Камчаткой, куда и отправились 8 сентября. По прибытии в Авачинскую губу Беринг занялся подготовкой помещений для зимовки, расквартированием команды по местным острожкам, а также обследованием губы. Меткий глаз моряка сразу же оценил несравненные преимущества здешней бухты. Более превосходного убежища для судов, плавающих в северной части Тихого океана, вряд ли можно найти во всем этом крае, – так рассуждал Беринг. Предвидя в будущем развитие края, он заложил здесь городок, названный им по именам судов, на которых совершал теперь плавание, – Петропавловском, с гаванью того же наименования. Так возник город Петропавловск на Камчатке. С открытием навигации стали деятельно готовиться к плаванию. Беринг созвал вскоре при участии ученых большой совет, на котором прежде всего поставил вопрос: каким путем следовать кораблям к берегам Америки? 
Мнения, как и следовало ожидать, разделились. Сам Беринг полагал, как и в прошлый свой поход, что ближайшее расстояние отсюда в Америку на северо-восток лежит не выше широты 65o. Это правильное мнение начальника было поддержано большинством моряков. Казалось бы, и быть по сему, т.е. незамедлительно плыть на восток. Но тут выступил Лакройер и опять извлек на свет Жуана де-Гама, никому не ведомого мореплавателя, будто бы открывшего неизвестно когда, никем никогда не виданную Компанейскую землю. Итак, 4 июня 1741 года, рано утром, с тихим южным ветром, моряки двинулись в путь не по прямому вернейшему направлению в Америку, правильно предложенному Берингом и большинством его спутников-моряков, а на поиски несуществующей земли, изобретенной фантазией кабинетного ученого. Но земли этой, конечно же не нашли! Около шести недель плыли моряки, не видя берегов, хотя почти от самой Камчатки до Америки тянется ряд островов. Но вот стали встречаться первые признаки присутствия невдалеке земли: плывущие ветви, деревья, птицы. Но глубина все еще оставалась значительной, и лот, опущенный на дно, его не доставал. Ветер дул попутный, западный. 16 июля впереди на севере стали вырисовываться туманные очертания гор, непосредственно поднимающихся из глубины моря. Над хребтом гор, несколько поодаль вздымалась еще одна гора, ее громадным размерам дивились все моряки. Эта гора, расположенная на границе Аляски и британской Америки и названная впоследствии горой Св. Ильи, представляет одну из высочайших вершин Северной Америки. Лишь 20 июля «Св. Петр» смог бросить якорь невдалеке от берега острова, впоследствии получившего название Каяк. Берег оказался необитаемым. Начались взаимные поздравления и шумные изъявления радости; ведь всего лишь в нескольких шагах находился теперь уже вне всякого сомнения американский берег. Общего ликования, к общему удивлению, не разделял лишь Беринг. Он был хмур и чем-то озабочен. «Находясь потом в каюте со мною и с Плениснером, – писал Стеллер, – он так выразился: «Мы теперь воображаем, что все открыли, и строим воздушные замки, а никто не думает о том, где мы нашли этот берег? Как еще далеко нам до дому? Что еще может с нами случиться? По чему знать, не будем ли мы задержаны здесь пассатными ветрами? А берег нам незнакомый, чужой, провианта на прозимовку не хватит!..»». Беринга давит тяжелое предчувствие, ему теперь не до славы, не до открытий; скорей домой; на будущий же год, он, обогащенный опытом текущего плавания и поправившийся, вторично придет сюда и подробно обследует берега. Сейчас же необходимо пополнить запасы воды и незамедлительно плыть на Камчатку. Начальнику не возражали и в большинстве помалкивали. Лишь один, разочарованный вконец таким оборотом дела, Стеллер не выдержал и иронически заметил Берингу: «Итак, мы сюда пришли для того, чтобы американскую воду перевезти в Азию». …С волнением натуралист Стеллер вступил на американский берег, глаза его горели. Наконец и первое открытие – первые признаки обитателей острова. Стеллер не прошел по лесу и нескольких сот шагов, как наткнулся на стоявший под деревом выдолбленный пень, в котором дикари по всем признакам еще совсем недавно варили мясо, пользуясь для этой цели раскаленными камнями, которые опускали в воду, налитую в выдолбленное в пне отверстие. Кроме того, он нашел подобие чашек, содержащих солодковый корень, и деревянный снаряд для добывания огня, подобный тому, какой он встречал у камчадалов; также обнаружил свежие кости с остатками на них мяса, по-видимому, оленя. Это открытие навело Стеллера на мысль, что жители американского берега, должно быть, одинакового происхождения с камчадалами, и, следовательно, обе страны подходят на севере значительно ближе друг к другу, чем это предполагалось, ибо в противном случае совершенно было бы непостижимо, как могли камчадалы на своих жалких лодчонках переплыть по вечно неспокойному морю такое большое расстояние. Также они набрели на небольшое возвышение над землей, покрытое срезанной травой, – это был погреб с заготовленной на зиму провизией и прочими предметами обихода. В погребе было сложено множество копченой рыбы, солодкового корня, свертков луба лиственницы, идущего и в Сибири в пищу в голодное время года, и больших связок морских водорослей. Помимо продуктов питания, здесь находилось также несколько окрашенных в черную краску и очень чисто выструганных стрел, значительно более длинных, чем употребляют камчадалы; деревянные лукошко и лопата, несколько раковин и камень, на котором, по-видимому, растирали медь. Обрадованный интереснейшей находкой, Стеллер отобрал образцы всего обнаруженного в погребе. Все это свернул в объемистый тюк и отослал своего спутника на корабль передать находки Берингу вместе с запиской, в которой очень просил продлить его пребывание на берегу и прислать ему в подмогу двух-трех матросов. После этого Стеллер привел погреб в прежний вид и бесстрашно отправился на дальнейшие поиски вглубь дикой страны. Пройдя с десяток километров, он приблизился к черному кряжу и вдруг увидел вдали, над сосновым лесом дым. Конечно, там были люди, от которых можно было разузнать многое, с риском, однако, не вернуться вовсе. Взволнованный этим новым открытием, Стеллер поспешил к берегу и приказал матросам сообщить Берингу, что он обнаружил людей и вторично просит на несколько часов вооруженных матросов и лодку. В ответ на это Беринг прислал два железных котла, два ножа, бисера, трубок и табаку и приказал все это отнести и положить в найденную Стеллером землянку. Насколько огромное впечатление произвели эти богатые дары на туземцев, явствует из того, что даже через 50 лет, когда здесь побывал Сарычев, воспоминания о ножах и бисере не изгладились из памяти местных аборигенов. Стеллеру же Беринг велел передать, чтоб он немедленно возвращался на корабль, иначе уйдут без него. Предвидя непогоду и опасаясь остаться на открытом месте вблизи неизвестных берегов, Беринг не считал возможным задерживаться здесь ни одного лишнего часа. Этим и закончилось пребывание Стеллера на американском берегу, не посещенном до прихода сюда «Св. Петра» ни одним европейцем.
Пока снаряжали лодку, возвратился Хитров, посланный Берингом с 15 матросами на берег для отыскания, на всякий случай, подходящей гавани. Гавани Хитров не нашел, но обнаружил интересные бревенчатые постройки, тщательно обшитые досками. Вокруг домов были врыты столбы с вырезанными на них фигурами по тлинкитскому образцу. Людей он нигде не увидел, по-видимому, они скрылись. Прощай, Америка! Придерживаясь юго-восточного направления, под всеми парусами понесся «Св. Петр». Пасмурная, дождливая погода не предвещала ничего доброго; исчезнувшие с утра берега, задернутые мутно-серой пеленой, уже не показывались. Быстро пронеслись мимо крупного острова Кадьяка, расположенного у юго-восточных берегов Аляски, как решили, являющегося продолжением американского материка. Досадное чувство неудовлет- воренности, которое испытывали моряки, принужденные так скоропалительно покинуть американский берег, несколько смягчилось, лишь только стих ветер и исчез туман. Беринг немедленно собрал «консилиум», на котором было решено взять курс к северо-западу «для осмотра оставленного берега». Оставленный берег не замедлил обнаружиться, едва лишь переменили направление корабля. В ночь на 2 августа, «окруженные глубоким туманом, вдруг увидели перед собою землю, от которой едва успели отворотить и стать подле нее на якорь». Так был открыт остров, названный Берингом островом Архидиакона Стефана, впоследствии переименованный в остров Чирикова. Далее, следуя на северо-запад и не теряя из виду материкового берега (полуостров Аляска), открыли группу из пяти островов, названных Берингом Евдокеевскими.
Впереди было много интересного. Новые открытия, надо полагать, не заставили бы себя ожидать. Но задувший сильный северо-западный ветер и значительное количество на судне больных цингою заставили снова изменить курс и проложить его на Петропавловск, до которого оставалось более 1200 миль. Снова наступила пасмурная штормовая погода. К несчастью, обнаружилась большая нехватка воды. Рассудили и решили снова плыть на север к американским берегам «наливаться» водой. В пути повстречали множество островов и вдали увидели материковый берег. Всякий лишний день проволочки приносил новые беды. Совершенно ослабел сам Беринг и почти вовсе не выходил из каюты. 30 августа, когда «Св. Петр» подходил к группе неизвестных островов, расположенных вблизи южной оконечности Аляски, скончался от цинги матрос Шумагин – первая жертва похода. Пристав к берегу ближайшего острова, опустили в могилу тело моряка и в честь его всю группу открытых островов назвали Шумагинскими, после чего отправились на поиски воды и взяли из первой попавшейся лужи 52 бочки. Стеллер утверждал потом, что взятая здесь вода была чрезвычайно плохого качества и сильно способствовала дальнейшему росту цинги на корабле, разыскивать же хорошую воду было некогда. Пока брали гнилую воду, предпринимали экскурсии на берег. Вскоре объявились и сами обитатели. На двух челнах они подплыли вплотную к судну, что-то кричали и оживленно жестикулировали, очевидно, приглашая последовать за ними на берег, но сами взойти на палубу побоялись. После усиленных приглашений они рискнули лишь приблизиться к трапу и принять несколько подарков, взамен которых передали какие-то палочки с укрепленными на них перьями. Стеллер сообщает, что это были довольно рослые, плотные и широкоплечие люди с короткими шеями. Лица их были смуглые, носы приплюснутые и губы толстые, глаза черные, как смоль, равно как и волосы, висящие прядями, иные были с редкими бородами, иные же и вовсе без бород; в разные части лица были у них воткнуты длинные косточки и вставлены камешки. На всех были надеты сшитые из китовых кишок рубашки с рукавами, на некоторых же брюки и сапоги из тюленьей кожи, шляпы с перьями; у двоих из них были ножи, что доказывало, что в них они более всего нуждались. (Это были по-видимому тлинкиты – весьма своеобразный народ индейско-американской расы.) 6 сентября двинулись в путь на запад, на Камчатку. При отходе корабля туземцы высыпали на берег и дружно заорали во все горло. Миллер по этому поводу замечает: «Сие не меньше почитать можно за дружественное засвидетельствование, коим они нашим благополучного пути желали, как за радостное восклицание, что от незнакомых гостей избавились». Приблизительно на широте 51o, сквозь разорванные клочья тумана, увидели ряд островов, а на одном из них высокую, покрытую снегом гору, названную в честь святого этого дня горою Св. Иоанна. Сами того не подозревая и все еще думая, что плавание продолжается вдоль материкового берега Америки, наши моряки плыли теперь вдоль гряды Алеутских островов, видя их первыми из европейцев. Так была открыта цепь Алеутских островов, присоединенных после плавания Беринга к России. Лишь только прошли длинную гряду островов, попали в ряд штормов чудовищной силы, задувших с запада. Постепенно крепчая, ветер к 25 сентября достиг силы урагана. Даже самый опытный штурман Эзельберг ужаснулся и говорил, что не видывал никогда такой страшной бури. Насыщенная электричеством атмосфера разряжалась на верхушках мачт большими языками пламени. Эти, неизвестные нашим путешественникам, «таинственные» «огни св. Эльма» были истолкованы некоторыми моряками как знамение свыше; по их желанию стали производить сбор денег на построение храма. Один за другим стали умирать больные. С большим трудом удавалось выносить покойников на палубу и там предавать их морскому погребению – выбрасывать за борт. Словно чувствуя добычу, уже несколько дней корабль сопровождали акулы.
11 октября стало стихать. Передышку использовали для заделки многочисленных повреждений на судне, а также подсчитали пищевые ресурсы. Большой недостаток воды встревожил всю команду. Ветер вскоре отошел к северу, пошел снег, люди мерзли. Однако все, что встречалось достопримечательного на пути, привлекало внимание и тщательно заносилось в судовой журнал. Так, 25 октября в широте около 51o заметили на севере остров, названный именем Св. Маркиана (впоследствии Амчитка). Через три дня повстречался другой остров, названный островом Св. Стефана (Киска), и, наконец, на широте около 52o30' обнаружили третий остров, наименованный Св. Авраамием (впоследствии Семич). Стеллер уверяет, что были замечены вдали на севере еще два острова, по его мнению – первые Курильские, но в судовом журнале этой записи нет. Утром 4 ноября увидели впереди себя гористую землю, которую и приняли за цель своих надежд и стремлений – Камчатку. «Невозможно описать, – замечает Стеллер, – как велика была радость всех нас, когда мы увидели берег. Умирающие выползали наверх, чтобы увидеть его собственными глазами... Даже больной капитан-командор вышел наверх». С тихим попутным ветром двинулся «Св. Петр» к берегу и бросил якорь на 12-саженной глубине. Однако подошедшей огромной волной мертвой зыби его так рвануло, что канат не выдержал, лопнул, и корабль понесло прямо на берег. Не помог и другой якорь, снова оборвало канат... Но в этот момент произошло истинное «чудо»: могучие кипящие буруны, таящие в себе огромный запас энергии, «перекинули судно через груду камней, и – чудным счастием – оно было поставлено на совершенно спокойную воду, между грядою «камней и берегом, в полуверсте от него, на глубине 11/2 сажен». Из этой лагуны-западни корабль уже не вышел. Так закончилось четырехмесячное бурное плавание «Св. Петра» к берегам Америки. Но берег этот, как впоследствии оказалось, был не побережьем Камчатки, а островом из группы Командорских островов, названным впоследствии островом Беринга. А что же второй корабль экспедиции «Св. Павел»? Дело в том, что еще в начале пути 19 июня этот корабль, возглавляемый Чириковым, потерял из виду «Св. Петра», но доплыл до Америки самостоятельно и вернулся! Продолжение следует…
Материал подготовил иерей Григорий Мансуров   Наверх | |||||||||||||||
Перед нами последний этап Великой северной экспедиции – путешествие Беринга в Америку. Необычайные трудности организационной работы по экспедиции, заставлявшие Беринга находиться в напряженном состоянии, частые и тяжелые неудачи, непрерывные ссоры и интриги, происходившие между всеми его подчиненными, недовольство им в Петербурге за медленный темп экспедиции и, наконец, непризнание удачного похода Шпангберга в Японию и требование его повторения – все это, несомненно, расшатав душевное и физическое здоровье моряка, ослабило его энергию, самоуверенность и бодрость. В таком настроении Беринг отправился в свой роковой поход.
За короткое время пребывания здесь Стеллер сделал очень многое. Он собрал и описал до 160 видов растений и даже добыл из некоторых семена, отосланные им потом в Академию Наук. Из здешней флоры особенное его внимание обратила малина, зрелые ягоды которой отличались необыкновенной величиной и чудесным вкусом. «Стоило бы взять, – писал Стеллер, – несколько кустов этой малины и доставить ее в ящике с землей в Петербург», но «не моя вина, – сокрушенно добавляет он, – что для них не нашлось помещения на корабле».
Из местной фауны он отмечает тюленей, китов, акул, множество морских бобров, чернобурых и красных лисиц, а из птиц – сорок, ворон и до десяти видов неизвестных ему пестроокрашенных, в числе их – впоследствии названную его именем хохлатую сойку.
Уже тогда наши моряки обратили внимание на богатство здешних вод бобрами, морскими котиками и сивучами. Здесь же Стеллер наблюдал какого-то необыкновенного морского зверя, определить которого и посейчас затруднительно. По описанию Крашенинникова, сделанному им со слов Стеллера, «длиною зверь оный около двух аршин, голова у него, как у собаки, уши вострые и стоячие. На нижней и верхней губах по сторонам долгие волосы, будто бороды, глаза большие, стан его кругловатый и продолговатый, к голове толще, а к хвосту гораздо тоньше. Шерсть по всему телу густа... Что касается до внешнего его вида вообще, то походит он много на того зверя, которого рисунок получил Геснер от своего корреспондента и сообщил в известной своей истории о зверях под именем морской обезьяны... Особливо в рассуждении удивительных нравов его, шуток и проворства можно назвать объявленным именем по самой справедливости. Он плавал около судна их больше двух часов, смотрел то на того, то на другого как бы с удивлением... Из воды поднимался он до третьей части своего тела и стоял, как человек, прямо, не переменяя несколько минут своего положения. Посмотрев на них пристально около получаса, бросался, как стрела, под судно их и по другую сторону выныривал и, вскоре поднырнув опять под судно, оказывался на первом месте; и сие продолжал он до 30 раз». Затем описывается, как зверь «ухватил» в рот траву, плыл к судну и делал при этом «такие штуки, что смешнее того нельзя ожидать и от обезьяны».
28 сентября буря еще более усилилась; шел град. «Мы плыли, с Божией помощью, куда нас гнало разгневанное небо, – замечает Стеллер. – Половина нашей команды лежала распростертой, другие, в силу необходимости, держались как здоровые, но вследствие ужасающих волн и качки корабля все были как полоумные. Молились горячо и много; но проклятия, накопившиеся за десять лет пребывания в Сибири, лишали нас возможности быть услышанными».
|
© Православный просветитель
2008-24 гг.