Занятия в Воскресной школе закончились, и
дети, младшие школьники, расходились с родителями по домам. Но некоторые не спешили
покидать ухоженную и спокойную территорию
храма, а направились с детьми к веселому детскому городку с горкой, качелями, разными домиками, петушком-качалкой, вместительным
грузовичком с нарисованными по бортам ромашками. Начало октября, а погода стоит теплая и
нежная какой-то особенной осенней нежностью.
Семилетний кареглазый Тимофей сразу взял
курс на горку, старательно преодолевая десять
крутых ступенек. Но на верхней площадке его
уже встречал девятилетний Коля, ловко взобравшийся по металлическому скользкому полотну и
явно довольный своим проворством. Первоклассница Катюша с помощью бабушки уютненько
устроилась на качелях и даже не пыталась раскачиваться, для вида подавшись спиной взад и
вперед и просительно глядя на бабушку. Коля
уже успел два раза взбежать на горку и скатиться вниз и теперь, подлетев к качелям, предложил
Катиной бабушке: «А хотите, я ее покачаю?» И,
получив согласие, мигом оказался стоящим за
спинкой качелей: «Ну, держись! – наклонился он
к девочке, - Только не визжать, как в прошлый
раз!» Из песочницы на них посмотрели две подружки Лена и Наташа, и снова продолжили «выпечку» свих аккуратных пирожных. А Тимофей
уже перебрался в грузовик и, довольный, крутил
баранку, нажимал на рычаги и приглашал подружек: «Поехали со мной!», указывая на места рядом с водителем. «Еще три пироженки сделаем и
придем», - ответила ему старавшаяся всегда быть
примерной Наташа, аккуратно поправляя и перевязывая по-новому сбившийся на головке свой
любимый незабудковый платочек. Тимофей в ответ еще громче зафырчал, изображая мотор под
всеми возможными для его легких парами.
Третий год ходили эти ребята в Воскресную
школу при храме. Она и была задумана не для
всех, а только для детей постоянных прихожан,
так что дух семейный и дух церковный ничем не
разнились. Все дети были из верующих семей,
крещены от рождения, причащались практически
еженедельно, а то и чаще, если большой праздник
приходился на будни.
Славик в этой дружной семье Воскресной школы появился месяц назад. Он не был замкнутым
ребенком, стремился к общению, но дети после
первого естественного любопытства к новичку
как-то быстро охладели к нему. Все у него получалось неловко, некстати, неинтересно. То рассказывает про какого-то червячка, как он полз по
земле, а потом захотел заползти на листок подорожника и упал, свернувшись в клубочек. То про
рыбалку, как рыба в реке плавает, а на удочку его
не ловится. Но ребятам все эти истории уже при
первых его словах наскучивали. Может, потому
еще, что говорил он для своих семи лет не очень
четко, не все звуки правильно выговаривал. Был
болезненным, каким-то неуверенным в себе и готовым, как дворовая собачка, бежать за каждым,
кто его поманит. Только бы поманили! Но для
детей ничего в нем такого не было, что бы могло
привлечь хотя бы их внимание, не говоря уже о
симпатии. И никто его к себе не манил.
Мама с болью сердечной наблюдала за неумелыми попытками сына пристроиться к этому
дружному сообществу.
- Что, милая, страдаешь? – присела рядом с
ней бабушка во всем темном, но с очень светлым добрым лицом, испещренным вдоль и поперек, словно дорогами и тропинками, складками
и морщинками. И что удивительно - ясно освещали эту истоптанную временем территорию
синие, участливые глаза.
- Страдаю, - неожиданно для самой себя с
доверием выдохнула мама Славика. И словно
ком в горле, стесняющий грудь, растворился
от этого вздоха. Сгорбленной бабушке этой
ничего объяснять не надо было. Да молодая
женщина и не очень расположена была к
объяснениям. Но мягкосердечность неизвестно откуда появившейся рядом с ней старушки
словно освободила душу из безнадежного плена.
- А ты, касатка моя, читала про мальчика Вафоломеюшку, который вырос в преподобного
Сергия?
- Конечно. Но Славик-то тут при чем? Преподобный отроком сторонился детских игр, все его
мысли были только о Боге. Теперь таких детейто и нет, наверно.
- Да таких детей никогда и не было. И Варфоломеюшко играл бы с мальчишками, если б они с
ним играли, а не смеялись над ним, не дразнили.
Ему, я так думаю, хотелось быть вместе с ними.
Да и какому, самому смирному отроку, не хочется иметь друзей, сама рассуди? А учится-то как
твое чадо?
- Тяжело, матушка. Ни памяти хорошей, ни
усидчивости. Полгода уже не работаю, к школе готовились, семь лет в июле исполнилось, но
школу отложили до следующего года. И сами
видим, и психолог посоветовала. И добрый Славик, и ласковый, но какой-то бестолковый. Да и
характера у него нет. Всем все прощает и на любой зов летит сломя голову, даже если его ребята
только что обидели или проигнорировали. Вот
даже в Воскресной школе он как отщепенец. И
папа с мамой у него, и бабушки, и дедушка, все
его любим, мы все люди нормальные. Не знаю,
в кого он такой? Прямо душа болит, все готова
сделать для него, а сделать ничего не могу, как
ни стараюсь. И преподобному Сергию молюсь,
прошу помочь Славику, наставить его на ум, но
пока все как есть, ни с места! Его ровесникито и читают свободно, и стихи без всякого напряжения учат, а мы умаемся оба, а результата
почти никакого. И не скажешь, что глупый. У
меня целый блокнот его высказываний записан.
Вот вчера вечернее правило с мужем читаем, а
Славик недалеко от нас сидит. Иногда встанет,
перекрестится, поклонится, постоит, потом снова сядет, листает тихонько книжку с картинками
«Золотой ключик». А когда мы закончили правило, он и говорит: «Кто не молится, тот будет как
Карабас-Барабас».
- А ты задумывалась, душенька, почему грамоту так долго не мог преподобный постичь?
-Способностей, наверно, не было.
- А почему?
- Таким родился, так Бог пожелал.
- А переживали отец-мать?
- Конечно, переживали, я их очень хорошо понимаю!
- А почему все-таки сначала не было у него
разумения, а потом, он уж большенький был, Бог
ему все дал?
- Не знаю, пожалел, наверно.
- А что же, до этого, выходит, не жалел, что ли?
Отец-мать жалели, а Бог не жалел?
- Нет, так не бывает, я читала, что Бог любит
каждого из нас больше всех на свете. Что-то я,
матушка, запуталась в ваших вопросах.
- Прости меня, касатушка, что неловко у меня
вышло с вопросами. Я просто хотела, чтоб ты
сама поняла, что способности к учению – дело
хорошее, но научиться держать себя скромно –
лучше. А если все всегда ладно получается да
гладко складывается, сердце-то и загорится, начнет человек высоко себя держать, думать, что это
он сам собою такой молодец. Бог сильно любил
преподобного, вот и смирял его бестолковостью
от младых ногтей, готовил к поприщу великому,
чтоб вместил много да не возгордился. Потому
что с детства привык знать, что его место – последнее.
- И как же нам теперь со Славиком быть?
- Не терзаться, что не обидчив, не горд, звезд
с неба не хватает. Да и чего их хватать? Пусть на
своем месте пребудут до положенного времени.
Молитесь, от Церкви не отходите, любите дитя
и заботьтесь о нем. И будете добрые помощники
Богу в его воспитании.
- Мама! Посмотри, какой я красивый лист нашел! И как он красиво лежит на траве!
- Извините, матушка, сейчас я посмотрю, что
там Славик мне хочет показать.
Когда через пять минут молодая женщина направилась вместе с сыном к скамейке, где она
оставила старушку, она никого там не обнаружила.
- Славик, ты видел бабушку, с которой я сидела на скамейке?
- Нет. Я видел, что ты
сидела одна. Но губы у
тебя иногда тихонечко
шевелились, и я думал,
что ты молишься, не хотел тебе
мешать. Но всетаки помешал,
да? Прости, я не
хотел, мамочка! А
ты за кого молилась?
- За тебя, сынок.
- А за нашего батюшку?
- За батюшку сейчас нет.
- Мама-мама, у нас же
полно батюшек! Надо за
всех молиться!
Анна Евтифьевна
Панкова,
руководитель
Воскресной школы
«Исетская звездочка»