|
|
|
       
| ||
| ||
| На начало | ||||||||||||||||
Наши баннеры 
|
«В понедельник (5 июля) при чудной солнечной погоде, съездив… на кладбище помолиться на могиле отца, отправился к острогу, который расположен на площади, вблизи собора, потому что Леонид Михайлович предложил осмотреть его мастерские, устроенные в видах улучшения содержания острожников. В это время собирались перед собором хоругви и масса народа, так как в этот день из Тобольска в Абалацкий монастырь уносят икону Почаевской Божией Матери навстречу к выносимой из монастыря Абалацкой чудотворной иконе, чрезвычайно чтимой всем местным населением. Вспомнилось опять детство, потому что и тогда все то же совершалось, и все мы вместе со всем городом принимали свое участие. Губернатор был в соборе, куда я боялся пойти из-за неизбежной духоты и тесноты. Но и ждать было чрезвычайно интересно, потому что меня встретил управляющий тюрьмы и тюремный инспектор (г-н Теплов), от которых узнал много поучительнейшего о тюремном быте, который здесь изучить можно хорошо, так как в тюрьме постоянной и пересыльной редко бывает менее 500 заключенных. От садика с цветами до хлеба, сукна и обуви - по возможности все делается острожниками, которые с давних пор в Тобольске славятся как лучшие мастеровые на многие поделки для жителей. Работа не только наполняет время заключения, не только содействует смягчению нравов, не только доставляет внешнюю полезность, но и прямо улучшает быт каждого заключенного теперь и вперед, когда кончится срок заключения, потому что всякая работа - даже на суконном заводе для арестантского же сукна, а тем паче на сторону - оплачивается и после вычета сделанных расходов (на материалы или погашение и ремонт приборов) поступает в пользу арестованных, по учету сделанной работы. Часть этих заработанных денег идет прямо на руки и применяется обыкновенно на улучшение пищи, особенно на покупку чая и сахара, другая же записывается на счет заключенного и выдается ему при выходе. Нередки случаи, когда при выходе у освобожденного оказывается таким образом скопленных 100 - 150 рублей, которые служат для делового человека началом достатка, скопляемого на работах, узнанных в остроге. В то время как мне рассказывали пред воротами острога эти и многие другие частности жизни тобольской тюрьмы, обедня кончилась, началось мимо нас шествие с иконой и пришел Леонид Михайлович. Он повел в находящуюся с краю каторжную тюрьму, где заключены на разные сроки завзятые убийцы и преступники… Между заключенными есть такие, которые приговорены за семь убийств. Таких повесили бы или гильотинировали в иной стране, а тут - они помещены, да как помещены - в уютном чистом одноэтажном светлом здании, с множеством разных пристроек, обнесенных высокою стеною и охраняемых вооруженною силою, подчиненною смотрителю, офицеру, живущему тут же в домике у самого входа в тюрьму. Он нас встретил и водил, а входя в каждое помещение, по-военному прежде всего командовал: «Смирно!». Бравый, видимо гуманный и много содействовавший улучшению острожной жизни, он с очевидною любовью рассказывал мне, пораженному всем, что увидел, все частности, касающиеся устройства жизни в остроге, эти чистые дворы, красивые садики, дрова, сложенные в виде стога (вероятно, для того, чтобы поленницы сложенных дров не скоплялись около заборов), всю эту обдуманность, чистоту и уютность, глядевшие из каждого уголка, видимо устроенного с любовью. Прошли мы сперва в православную церковь, рядом с которой помещена католическая, а затем лютеранская. Для магометан и евреев приглашают муллу и раввина, чтобы религиозное настроение умиротворяло запертую жизнь и облегчало внутреннее самосознание. Но главный, ежедневный прием воздействия есть работа. Она, насколько возможно, не принудительна; нежелание или даже нерасположение сегодня работать принимается во внимание, и таких оставляют в камерах; много их мы видели там, когда из церквей прошли в светлый длинный коридор, где ходят сторожа, и с одной стороны которого расположен большой ряд теперь открытых камер. В каждой камере помещается человек по двенадцати что ли, или по двадцати - не знаю, для спанья особые койки, свету и воздуха много. При входе, после «Смирно», встречало: «Здравия желаем, ваше превосходительство». Задумчивости на лицах и в глазах видно много; я видел много суро вых мрачных лиц, но ни одного озлобленного или возбужденного, более же всего примиренных, уже успокоившихся лиц. Половина головы у всех бритая, на ногах кандалы, но они скрыты в суконных шароварах, на плечах свободный суконный армяк с поясом. Из камер перешли в мастерские, и я не видел им конца. Тут в горне накаливают железную полосу, и нам приходится пробираться мимо дюжего молотобойца, там сверлят, точат, опиливают аршинными подпилками прокованные части. Далее идем в столярную, сапожную и ряд других мастерских; везде кучи работающих каторжников. Конечно, присмотр есть, но его явно немного, смотря на сотню каторжников, везде работающих и для того снабженных всякими ручными инструментами. Это одно уже явно рисует те отношения, которые тут господствуют; в других местах поостереглись бы снабдить арестантов всякими видами всевозможных инструментов, начиная от напильников и ножей до тяжелых молотов. Прошли в кухню, где тоже каторжник предложил пробовать щи-кашу и такой черный хлеб, которому позавидовали бы многие в Петербурге, в московских деревнях и даже в южно-русских захолустьях, потому что так испечь нелегко. Смотритель, видя мое удивление, вероятно подумав, что мы имеем какое-то сомнение, приказал взять один из груды тут бывших свежих хлебов и распорядился его разрезать. Каторжник громадным ножом молодцевато раздвоил хлеб и показал, разламывая его, что он такой же рыхлый и равномерно испеченный. Впечатление еще возросло, когда перешли мы в ряд помещений для производства того серого армяжного сукна, в котором ходят арестанты. От керосинового двигателя и сортировки шерсти до складирования сукна - все ведется каторжниками. Устроил это, мне рассказали, один каторжник же - из Лодзи, знавший суконное производство. Надо много заботливости и любви к делу, чтоб вести всю ту сложную организацию, какая неизбежна при сотнях работающих в десятке разных мастерских, и Леонид Михайлович говорит, что во всем этом острог много обязан нашему руководителю, которого фамилию я, к великому сожалению, забыл. Прошли затем чрез магазин, где лежат готовые вещи. Между ними много, особенно между деревянною мебелью, вещей, сделанных не только очень хорошо по прочности, но и превосходно по рисунку. Это отчасти и понятно из того, что между каторжниками есть немало лиц из сфер более развитых. Так, когда мы проходили столярную, мне указали на бывшего дерптского студента, занимавшегося в то время вырезыванием узоров на фанерки. Разумная гуманность отношения к каторжникам и достигнутые результаты так поразили меня, что я не нахожу слов для выражения. Внутри - правда, на момент, - являлось суровое, латинское сомнение в полезности такой мягкости отношения к злодеям, но христианско-русское воззрение умилилось пред высшей правдой временного устранения преступников от общества - все же с надеждой их направить на общее благо – работой, молитвой и добродушием, да не одиночным, а общим исключением из нормальной обстановки, гак как преступление составляет обыкновенно продукт несчастного сочетания случайностей с неразумным отношением к общественности, что не может вечно пребывать ни у кого, кому Бог не отказал в элементарных свойствах людей. Работа и милость - должны действовать, и это громко слышалось в тобольской каторжной тюрьме. Довольно воспевался «гнев» ахиллесов, пора восхвалить «милость», истинно русскую и царскую. …На пароходе, носящем имя «Тобольск», пришлось проститься с этими милыми людьми и с родным Тобольском. Пять или шесть дней, проведенных в нем, оживили и без того теплое воспоминание о родине, дали мне возможность узнать много поучительного и с новой точки зрения осветили мне предстоящую экономическую роль старой столицы Сибири. Положение Тобольска, само по себе очень красивое, в чисто русском стиле старых наших городов, чрезвычайно выигрывает в экономическом отношении оттого, что под ним протекает многоводный Иртыш. У меня в дни пребывания в городе и в минуты отъезда все время рисовался перед глазами могучий Иртыш, из Китая текущий сюда, и широким путем лучше всего объединяющий и связывающий всю обскую систему, которая обилует не только рыбой, хлебом, всяким мясом и лесом, но и постепенно наплывающим народом, жаждущим при помощи многих железных дорог вступить в более тесное сближение с остальною Россиею, чем было до сих пор. Великая Сибирская дорога пробудила всю Сибирь, но этого одного пути очевидно мало, необходимы другие, и первым по очереди, конечно, будет путь на Тобольск, потому что тут исторически и самой природой скоплены судьбы всей Западной Сибири. Тогда только, когда дойдет железная дорога от центра России до Тобольска, родной мне город будет иметь возможность показать свое превосходнейшее положение и настойчивую предприимчивость своих жителей, хранящих память о старой силе древней столицы Сибири». Г.В. Шевченко 
| |||||||||||||||
|
© Православный просветитель
2008-24 гг.