|
23 августа 1910 г., остановкой в Петропавловске, началась
поездка в Сибирь председателя Совета министров П.А. Столыпина, начальника Главного управления землеустройства и земледелия (ГУЗиЗ)
А.В. Кривошеина и начальника Переселенческого управления ГУЗиЗа Г.В. Глинки. Всего, по собственным
подсчетам, за 10 суток министры побывали в шести уездах четырех губерний и областей (Акмолинской, Семипалатинской,
Томской и Тобольской), «где мы, сделав более 800 верст на лошадях в сторону от железной дороги и водного пути, видели несколько районов,
весьма различных по условиям заселения».
Свои впечатления и предложения П.А. Столыпин и А.В. Кривошеин описали в аналитической записке, не только
обосновывавшей правильность переселенческой политики, но и содержащей личные наблюдения П.А. Столыпина и А.В.
Кривошеина относительно Сибири. 31 марта 1908 г., выступая в Государственной Думе, он подчеркнул: «Русский народ всегда сознавал,
что… осел и окреп на грани двух частей
света;… это его сознание выражалось всегда в стремлении к переселению, и в народных преданиях, оно выражалось и в
государственных эмблемах. Наш орел, наследие Византии –
орел двуглавый. Конечно, сильны и могущественны и одноглавые орлы, но, отсекая нашему русскому орлу одну голову,
обращенную на восток, вы не превратите его в одноглавого орла, вы заставите его только истечь кровью» (2).
В дорожных очерках, составленных разными людьми, путешествовавшими по Большому сибирскому тракту в 19 веке,
содержатся интереснейшие детали, характеризующие сибирский дорожный быт этого не знакомого нам времени.
Приведем некоторые обычные для того времени правила путешествия по Сибири, теперь кажущиеся невероятными, из статьи
Е.А. Андреевой «Езда по Большому сибирскому тракту в XIX в. Дорожные впечатления современников» (1).
«Жителями Сибири были выработаны навыки, позволявшие преодолеть тяготы климата и долгого пути по малонаселенной местности.
Приезжие старались следовать их советам. Сибиряки, отправляясь в путь зимой, облачались в «две
шубы». Т.е. их дорожное одеяние было многослойным: полушубок, сверху доха или тулуп. Лучшей для Сибири зимней дорожной обувью
считались «валеные сапоги, без которых пускаться в дорогу положительно немыслимо». Охотно пользовались путешественники предметами
зимней экипировки сибирских северных народов. Отмечалось, что сибиряки в дорогу «надевают самоедские шапки с большими наушниками,
которые могут служить шарфом. Швейцарский исследователь
Эйрие, проехавший по Тобольскому северу в 1830-х гг., оценил по достоинству предложенное ему тобольским казаком
«остяцкое платье», прочное и хорошо спасающее от холода…
Как и ныне, многие путешественники XIX в., отправляясь в
путь, запасались провизией, пополняя ее в каждом губернском
городе. Это было необходимо не только из соображений экономии; Павел Иванович Небольсин - один из основателей Русско-
го географического общества, немало поездивший в 1840-х гг.
по Сибири, наставлял: «что найдешь... в большом городе, того
не найдешь в крестьянском доме, как бы оно не казалось необходимым для каждого». Особенно жаловались на «русский пост»
иностранцы, чьи гастрономические вкусы, по крайней мере,
первоначально, плохо воспринимали простую крестьянскую
пищу. Путешественники закупали сахар, кофе, булки, хлеб, холодные мясные закуски и, конечно, чай - «бесценный напиток
во всех частях света, а в Сибири - настоящий нектар!». Как дорожное лакомство сибиряк захватывал с собой «жареные сливки» (сливки,
пережженные с сахаром), добавлявшееся в чай.
…Познакомимся со снаряжением готовящегося к отправке
возка. «Теперь надо... поклажу уложить так, чтоб, если сани
опрокинутся..., не быть раздавленными и ушибленными до
смерти нашими чемоданами и шкатулками», - этому искусству
Руссель-Киллуга научился у своих спутников-сибиряков: внутри саней с обеих сторон продевалось по железному кольцу, к
ним веревками привязывался весь багаж. В качестве приложения к зимней или летней повозке опытные путешественники настоятельно советовали брать с собой подушки и матрасы,
чтобы по возможности сделать дорожные толчки и тряску менее мучительными. Тем более необходимо это сделать для путешествия по Сибири, когда несколько суток путники проводили в повозке, заменявшей им и диван и постель. «На дне
[кошевки] расставлены были чемоданы и шкатулки с разною поклажею; все это выровнено с особой аккуратностью; сверх них
раскинута была широкая перовая перина...; в головах под подушками помещен небольшой самовар, медный чайник, кулек
с угольями, горшочки с мороженными щами и пельменями, мешок с белым хлебом и погребец с принадлежностями. Сверх
перины лежало большое меховое одеяло, а сверх одеяла две
большие рогожи». Так снаряжались в долгую зимнюю поездку
сибиряки с достаточными средствами и опытом путешествий.
Путешественники могли пользоваться услугами вольной почты, устроенной «в Сибири с 1847 г. от Казани до Шадринска
и Тюмени. Проезжавшие отмечали достоинства вольных почт:
большее удобство экипажей…отсутствие необходимости расплачиваться на каждой станции, поскольку поездка оплачена заранее, «беспрепятственная» выдача лошадей (что, впрочем, во
время большого съезда или разъезда с ярмарок нарушалось)…
Самочувствие в пути зависело от состояния дороги. В Европейской России к 1880-м гг. сложилось несколько расхожих
стереотипных представлений о Сибири, с которыми сталкивался путешественник, впервые в своей жизни рискнувший пересечь Уральский хребет. Смельчака пугали рассказами об
«ужасных» дорогах, почти непроезжих. И в то же время легенда о скорой сибирской езде превратилась почти в азбучную истину: картинка «сибирский ездок» красовалась в одном
из российских букварей. К концу XIX в., действительно, сибирские дороги пользовались дурной славой. О большом сибирском тракте в предуральской части Николай Михайлович
Ядринцев писал в 1880-х гг.: «Состояние дорог в Западной Сибири крайне неудовлетворительно. Местами дорога представляет вид... пашни, изрезанной продольными бороздами... приходится то подскакивать и биться теменем о верх тарантаса,
то качаться из стороны в сторону...Станцию верст в тридцать
приходится ехать часов 7-8». Многие жалобы на «каторжный»
Михайловский тракт - от Екатеринбурга до Тюмени - относятся к 1880-м гг. Не могу судить о том, как этот участок выглядел ранее. Но соседнее ответвление тракта - от Шадринска до
Екатеринбурга - иркутянин Паршин, проехавший здесь в 1849 г., наградил эпитетом «благодетельное шоссе». На состояние
тракта в соседней Пермской губернии сетовали в 1876 г. немецкие ученые Финш и Брем. Они упрекали своего соотечественника Александра Гумбольдта за его комплимент этой дороге, сделанный в 1829 г.: «лучше английских». Но, оказывает-
ся, не только Гумбольдт находил уральскую часть сибирского
тракта превосходной: «Лучшая дорога в России, дорога, усыпанная хрящиком, налаженная в былые поры и поддерживаемая до сих пор в состоянии самородного, естественного шоссе... завидная на Руси дорога» - так оценил ее С.В.Максимов,
проезжая по ней осенью (!) 1860 г. Вероятно, рост перевозок по тракту во второй половине столетия, устаревшие способы организации ремонта, который и проводился, видимо, уже
не так старательно, стали причинами такой метаморфозы…Так
что тезис «в Сибири плохие дороги» в путевых записках XIX
в. выглядит не столь однозначно: по Сибирскому тракту можно было проехать вполне сносно, исключая «Михайловский»
тракт под Тюменью и время распутицы.
Зимний, санный, путь (с ноября до конца марта) был особо
благоприятным для скорого путешествия. Но являлись новые
испытания. Езда по разбитой интенсивным движением зимней дороге, да еще по пересеченной местности, была особенно чревата катастрофами. «Длинные караваны… съезжают с
гор с такою быстротою, что делают в снегу страшные, глубокие рытвины... В санях нельзя спускаться тихо с горы; ... возница гонит лошадей в галоп, по сугробам, по кочкам, по пням,
не обращая внимания ни на какие препятствия... когда сани
достигают, наконец, в своем бурном крушении подошвы горы,
то оказывается, что они опрокинуты вверх дном, пассажиры
растеряны по дороге и сам ямщик выброшен неизвестно куда».
После Шадринска – недалеко от Тюмени «многие путники
сворачивали с почтового тракта на купеческий. На нем «хозяевами» дороги были частные, «вольные» возчики, «дружки»,
как их называли в Сибири. Именно они прославили своей быстрой ездой сибирский тракт. Возчик доставлял путника к своему «дружку» в следующем селении, где возницу и седока и
кормили, и чаем поили; этот «дружок» - вез к следующему и
так далее - «по веревочке». Стоимость проезда при этом осталась той же, о которой договорился первый возчик: 3 коп. серебром или даже «семитка (2 коп.) на тройку» в 1860 г. Резвые и полудикие степные лошадки, свежие, не заморенные постоянной ездой, как на оживленных почтовых трактах, порой
«в течение первого часа» преодолевали перегон в 18-20 и даже
30 верст. 12 верст в час - скорость, предусмотренная почтовым ведомством для шоссе (для грунтовых дорог - 10) - в Сибири считалась ездой шагом…За сутки по хорошей дороге путешественники преодолевали верст 200. Купленные у кочевников степные лошади ценились выше, нежели другие сибирские. Кроме того, они паслись на воле круглый год, содержались в немалом количестве и относительно редко запрягались,
что объясняло их дикость и резвость.
Отличались и сами сибирские возчики от их собратьев в Европейской России: «Это не тот «ямщик лихой», которого мы
знаем у себя, с его песнями и разгульными жестами, - писал
Павел Иванович Небольсин, - ...он увесисто сидит на козлах, и
только для вида, кажется, держит в руках вожжи. Лошади несутся сами вперед, и он только по временам подогревает их рвение легкою острасткою кнута. Перерывистые крики: «Гай! Шевель, бычокатюшко!.. - вот все, что вы от него услышите, он
песен не поет - они или неизвестны ему, или недоступны для
его серьезного расположения. В то же время удаль и привычка
к опасностям сибирских ямщиков вызывала изумление... Байкальские возчики, не моргнув глазом, перелетают на санях через метровые трещины во льду озера. Если разлом широк, «то
ямщик скалывал лед и на льдине, как на пароме, переправлялся
через полынью…Сибирские вольные возчики также отличались
расторопностью, приметно и приятно были услужливы и дружелюбны. Такие же качества выказывали сибиряки, работавшие
на перевозах через многие сибирские реки - шуга ли, ледоход,
сильный встречный ветер - презирая опасность, они брались перевезти почтальона или же отчаянного путешественника.
… В малолюдной и протяженной Сибири путешественни-
ки «по сибирскому обыкновению» тысячеверстные расстояния проезжали почти без остановок; лишь на станциях или у
«дружков» задерживались минут на 15-20 для перепряжки лошадей; путники в это время рассчитывались за проезд, успевали выпить стакан чаю и редко где-либо задерживались дольше. Таким образом, и днем, и ночью ехали несколько суток
кряду: от Екатеринбурга до Томска могли добраться дней за
восемь. Беспрерывная езда на большие расстояния, дорожная
тряска, недосыпание, порой недоедание, зимние бураны и морозы утомляли странников и даже расстраивали их здоровье..
Путешественники сетовали, что на сибирских почтовых
станциях, «несмотря на вывешенные... прейскуранты, кроме
обычного самовара трудно что-либо добыть»; впрочем, то же
самое можно было наблюдать и на трактах Европейской России. Но французский путешественник, проезжавший здесь
в 1850-х гг., остался доволен. Во время двухнедельного вояжа по Западной Сибири он обедал в крестьянских домах и
«отучился» есть ножами и вилками. Перейдя на почтовый
тракт, столкнулся с другой ситуацией: «Удобнее всего останавливаться на почтовых станциях, там всегда бывает готовый стол, приборы, тарелки и все, что необходимо для цивилизованного человека, исключая, впрочем, постелей, которых я не встречал нигде от самого Урала до Японии. Все спят
на лавках или на диванах или по крестьянскому обычаю, на
печке», а если эти места заняты - то на полу.
 ...К концу XIX в., когда Европа покрывалась сетью железных дорог, езда по Сибирскому тракту выглядела почти анахронизмом, вызывала больше нареканий, тем более что и число проезжающих значительно увеличилось.
Но и тогда некоторые ее стороны даже у бывалых людей вызывали восхищение: всё-таки, несмотря на сбои, значительная надежность
сообщения, дешевизна, скорость - и все это на протяжении тысяч верст. В середине же XIX в., как можно судить из записок
путешественников, эти качества могли бы сделать Сибирский
тракт лучшим в России, если бы не суровость климата, малолюдность края и физическая слабость человека, с трудом превозмогавшего
громадные расстояния» (1).
|
Ночной туман застал меня в дороге.
Сквозь чащу леса глянул лунный лик.
Усталый конь копытом бил в тревоге —
Спокойный днем, он к ночи не привык…
Туман болотный стелется равниной,
Но церковь серебрится на холме.
Там — за холмом, за рощей, за долиной —
Мой дом родной скрывается во тьме.
Александр Блок
|
Подготовила Г.В. Шевченко
По материалам:
1) Андреева Е.А. «Езда по Большому сибирскому тракту в XIX в. Дорожные впечатления современников» http://tomskhistory.lib.tomsk.ru/page.php
2) Шиловский М.В. «Образ Сибири в восприятии П. А. Столыпина и А. Е. Кривошеина (поездка 1910 г.)» http://tomskhistory.lib.tomsk.ru/page.php
|
