Чем больше проходит времени с момента паломничества в Иерусалим, тем ярче высвечиваются какие то детали поездки, встречи с людьми, переживания, впечатления.
Память отсеивает все ненужное, а остается главное. Такой главной, наверное, самой высокой точкой моего духовного переживания стал последний вечер в Израиле, который мы провели в Вифлееме. Каждый из нашей группы прощался с Иерусалимом. Наверное, впервые за недельное путешествие никто не стремился собраться в компанию, чем-то поделиться и что-то понять.
Каждый хотел остаться наедине с собой. Так много чувств переполняло сердце. Я сидела на балконе и смотрела, как горят вдалеке огоньки Иерусалима. Казалось, что святой град тут, рядом. Хотя и разделяло нас несколько десятков километров. Отсюда, из Иерусалима — вершины мира было так близко до Вечности, что захватывало дух. Что казалось - вот-вот душа распрямит свои крылья. И устремится вверх. «Как оставлю тебе, Иерусалиме?» — выводила рука строчки белого стиха. И щемящую боль испытывала моя душа, вдруг почувствовав всю скорбь плененного в Египте израильского народа. Скорбь о потерянной Родине — небесном Иерусалиме. Об отвергнутом рае и первородном грехе прародителей. Как будто и не было тысячелетий.
Никогда после у меня не было такой полноты переживаний перед предстоящей разлукой. Хотя душа уже знала, помнила: так есть и так будет.
Я вспоминала нашу поездку в базилику Рождества Христова, где родился Богом-ладенец. Гид Лиана говорила, что нам повезло. Грянул кризис — и количество паломников уменьшилось в разы. Мы стояли под гулкими сводами в одиночестве. И слушали тишину. Именно в такие моменты с человеком говорит Господь.
Да и Он Сам когда-то родился на окраине заштатного городка. В яслях, где отчетливо слышен каждый звук, звучащий в одном ритме с мирозданием. Не нарушая и не разрушая его. Родился чудесным способом. Как? Не понять, не вместить. И волхвы пришли с дарами (предание гласит, что все они впоследствии приняли крещение), и пастухи с детской простой верой поспешили поклониться Мессии, которую ждал народ израильский (православными почитают пастухов святыми) и Вифлеемская звезда (сонм ангелов) указала всем путь.
На месте рождения Богомладенца сегодня установлена Вифлеемская звезда. Мы пели тропарь Рождеству Христову. Наверное, ни один из тропарей главных православных праздников я не знаю с того времени лучше. Пели по-детски, ошибаясь в мелодии, путаясь в словах. Но в этом пении совсем не было пафоса партесного церковного исполнения, так похожего порой на концертные выступления. Какая-то детская
непосредственность и чистота, которая заложена в душе человеческой с рождения и которая проявляется во всей полноте во время Таинства Крещения. И не было никаких других чувств. «Рождество твое, Христе Боже наш...»
Здесь, в базилике мы познакомились с арабским священником. Он приветливо пообещал нам помолиться за нас. А гид Лиана задумчиво произнесла: «Вот у арабов священники есть, а монахов нет». Мне представились молодые арабы, оживленно бьющие в барабан в момент сошествия благодатного Огня в Иерусалиме накануне Пасхи. Открытые, радостные, шумные. Им вряд ли свойственна созерцательность молитвы. Но ведь и у нас, в России, стране с почти тысячелетней традицией монашества, этих воинов Христовых не так уж много. Растеряли, забыли, разучились любить.
Мы вышли из базилики на площадь, дожидаясь остальных паломников. Мужчина средних лет рассказывал о том, как он совершал паломничество на Афон. Рассказывал увлеченно. И каждому хотелось тоже поделиться чем-то своим.
Как говорят, от избытка сердца «глаголят уста». И я вспомнила про Троице-Сергиеву Лавру и про доченьку, которая вышла замуж за семинариста. И вдруг неожиданно всплыло имя архимандрита Илии, опытного монаха, одного из духовников Лавры. Мы стали вспоминать его простые, но такие очищающие душу проповеди. И стало удивительно, что вот мы встретились здесь, так далеко от России, и у нас есть общие знакомые. И мы такие близкие, такие родные сейчас друг другу, как может быть только в Православии. Когда все мы — едино Тело Христово.
Мы шли к автобусу. И лился откуда-то из-за крыш домов такой яркий и такой пронзительный свет, что и понять было нельзя: то ли это полуденное израильское солнце так щедро дарит свое тепло прохожим, то ли Свет нетварный освещает сейчас наши души, переполняя любовью и благодатью. И еще долго-долго, до конца дней наших будет согревать он наши сердца, давая силы и мир в самых трудных жизненных ситуациях. Свет Вифлеема.
Никогда после у меня не было такой полноты переживаний перед предстоящей разлукой. Хотя душа уже знала, помнила: так есть и так будет.
Мы вышли из базилики на площадь, дожидаясь остальных паломников. Мужчина средних лет рассказывал о том, как он совершал паломничество на Афон. Рассказывал увлеченно. И каждому хотелось тоже поделиться чем-то своим.
