|
|
|
       
| ||
| ||
| На начало | |||||||||||||||||||
Наши баннеры 
|
Род правых благословитсяЖизнь семьи священномученника Михаила Красноцветова после его погибели 
Прославление священномученика Седьмого апреля 2022 года за Божественной литургией в кафедральном соборном храме Христа Спасителя состоялось прославление в лике священномученика тюменского священника Михаила Красноцветова, претерпевшего мученическую кончину 12 октября 1937 года. При подготовке документов на его канонизацию основное внимание уделялось особенностям личности отца Михаила, обстоятельствам его жизни и мученического подвига. Настало время, когда можно прикоснуться к истории семьи Красноцветовых, судьбам их детей, внуков и правнуков.
Бабушка стала стержнем духовной жизни нашей семьи. Из блокадного Ленинграда она привезла с собой иконку, которую сама написала маслом в Ленинграде. Потом писала иконы и в Исилькуле. Мне запомнился образ Христа в терновом венце. У нас тоже были иконы – святителя Николая и Казанская икона Божией Матери, которыми благословили на брак моих родителей. Но мама, боясь преследований, прятала их в шкафу. Бабушка попросила сделать божничку, куда поставили иконы и повесили лампадку. «Если будут спрашивать, скажи, мол, бабка старая, что с нее возмешь», – обратилась она к отцу. Отец не возражал.
Сын священномученика Михаила священник Владимир Красноцветов в своих воспоминаниях пишет, что двадцатилетним молодым человеком он почти не ходил в церковь. Не скажу, чтобы я был совсем равнодушен к вере, но полученные в детстве гонения, преследования и оскорбления вселили в мою душу обиду – за что Господь попустил все это? И в сердце поселилось какоето ожесточение. Надо было много пережить и не один раз разочароваться, прежде чем начать серьезно задумываться о цели жизни и своем предназначении. В ноябре 1939 года я получил повестку в военкомат, поехал к родным проститься, состояние близкое к шоковому. На другой день мы с мамой пошли в церковь. Будничный день, народу мало, тихое пение, на темных ликах икон блики от свечей создают какое-то движение. Меня охватили покой и умиротворение. Воскресли образы детства. Не стесняясь, заплакал чуть не навзрыд. Исповедовался, причастился Святых Христовых Таинств. Домой шел тихий и умиротворенный. Мать не проронила ни слова, только по щекам текли слезы благодарности. Мария Николаевна прожила почти 93 года, приняв незадолго до смерти монашеский постриг, также с именем Мария. В своем духовном завещании монахиня Мария пишет: Дорогие мои возлюбленные детки, примите мое последнее материнское наставление и благословение. Вы знаете, как горячо я всех вас любила, как больше всего страшилась за вашу вечную участь. Оглядываясь на прошедшую жизнь, я поняла, что самое высшее благо – это осознать свое назначение, понять, что все мы созданы для вечности. Молитесь, родные мои, в молитве жизнь души нашей. Любите друг друга, все прощайте и не помните никаких обид. Простите и меня за все мои ошибки, за все мои недостатки человеческие. Благословляю вас, и да будет над вами благословение Божие и покров Царицы Небесной. Ваша мать, бабушка и прабабушка Мария. До свидания... 
Священномученик Михаил Красноцветов был отцом шестерых детей. Все его сыновья: Григорий, Владимир и Вадим, кроме рано умершего Ростислава, – стали священниками, что в послевоенные годы несомненно было актом исповедничества и мужества. После ареста отца его родным было крайне опасно оставаться в Тюмени. Старший сын Григорий с женой и тремя малолетними детьми бежал в глухой поселок, где ему предложили оборудовать в больнице рентгеновский кабинет – к тому времени он освоил специальность рентгенотехника. Вскоре его предупредили, что им интересуются люди из НКВД, семье пришлось переехать в Исилькуль. Во время войны Григорий Михайлович был мобилизован рентгенотехником в Омский эвакогоспиталь. В 1946 году 38-летний Григорий Красноцветов принял решение стать служителем Церкви. Недалеко от госпиталя находился Крестовоздвиженский собор, в котором он пел по воскресеньям в церковном хоре. Настоятель обратил на него внимание, и его пригласили для беседы, после которой предложили стать диаконом. Посетивший Омск архиепископ Новосибирский и Барнаульский Варфоломей благословил Григория Михайловича на рукоположение в сан диакона. При новом архиепископе Омском и Тарском Алексии диакон Григорий был назначен на должность секретаря епархиального управления и по долгу службы должен был общаться с представителями власти. Ему предложили сотрудничать с органами НКВД, на что отец Григорий сказал: Я нахожусь в послушании у архиерея, и у нас существует правило, что мы обязаны получать благословение на всякое действие, так что я должен просить благословения у Владыки. Понимая, что в Омске его в покое не оставят, он подал прошение владыке Варфоломею о своем переводе в Новосибирскую епархию, где в 1949 году, в возрасте 41 года, был рукоположен во священника и служил на нескольких приходах до своей безвременной кончины.
Другой сын священномученика Михаила, отец Владимир, в своих воспоминаниях пишет: О том, что отца расстреляли, семья наша узнала значительно позже. Когда его взяли, мы никак не могли этого и предположить. За что его уничтожать?! Кому он мог сделать вред? «Врагом народа» его называли уже не раз, но папа всегда возвращался, и мы надеялись, что и теперь он вернется. Беспокоило только, что он был легко одет, а передать теплую одежду не удалось. Папины сапоги я продал с большими угрызениями совести. В августе 1938 года после сдачи экзаменов в Ленинградское высшее военное оптико-механическое училище мне оставалось пройти мандатную комиссию. В своей биографии я написал, что мой отец был священником и в настоящее время арестован. Помню, как за большим столом восседала комиссия в военной форме. Бритый человек с каменным лицом огласил заключение: «Комиссия не нашла возможным допустить вас к занятиям в военном учебном заведении». Так на собственной шкуре я ощутил, что значит ущемление прав. Случайно увидел, что объявлен дополнительный набор в фельдшерское училище, и снова благополучно сдал экзамены, но о своем происхождении на этот раз умолчал. В душе поселился страх: а вдруг разоблачат?! Это чувство еще долго преследовало меня. Постепенно я пришел к тому, что надо оставаться тем, кто ты есть на самом деле, как мои братья: Гриша – священник в Барнауле, Вадим – дьякон в Прокопьевске. С рекомендательным письмом брата Григория я поехал в Бийск. Отец Иоанн Покровский прочитал письмо и задумчиво сказал: «Так-так, значит, отец Григорий – ваш братец, Гришу я знаю и о семье вашей наслышан, ведь вы сын священника, да... – Он задумался. – Все, взятые в тридцать шестом – тридцать седьмом, погибли как мученики за Христа…». Я был неплохим оформителем и постепенно освоил иконопись и реставрационные работы. За это же время успел изучить церковный устав, стал читать Апостол и петь на клиросе. Меня представили приехавшему в Бийск митрополиту Варфоломею, и в 1954 году он рукоположил меня во дьякона, а моего брата Вадима во священника. Мне было тогда 35 лет. Невозможно описать великое таинство рукоположения. Состояние полного отречения от окружающего мира. Я полностью отдаюсь воле Божией... Через пелену слез смутно различаю движущиеся возле меня фигуры. Физически ощущаю тяжелые руки владыки, они как бы придавливают мою голову к Святому Престолу. Врезались в память слова, когда владыка подавал остриженную прядь волос: «Прими как залог верности ко Христу». Первые самостоятельные шаги на амвон с высоко поднятым орарем. Напутственное слово Владыки, в котором он просит братию и мирян принять нас с любовью и оказывать поддержку, так как мы отреклись от мира и принесли себя на служение Богу. Мы с братом благоговейно слушали, обливаясь слезами. Народ в храме умиленно плакал. Я старался пронести это чувство через всю жизнь, но это оказалось невероятно трудным. Младший сын священномученика Михаила Вадим Красноцветов в 1952 году, в возрасте 28 лет, уехал к старшему брату Григорию в Кемерово, где был рукоположен во диакона, а через два года – во священника. Служил в Новосибирской епархии в городе Красноярске, исполнял обязанности благочинного Красноярского края. В 1968 году отец Вадим был переведен в Калужскую епархию, где служил до своей кончины. Похоронен в городе Боровске.
Главным в его взаимоотношениях с людьми было «не обидеть». Вспоминает монастырский священник Игорь Хромов: На праздник Владимирской Божией Матери после причастия в алтарь зашел батюшка. В возрасте, высокий, в больших очках. Он преклонил колена перед престолом и помолился. После литургии мы вышли на панихиду возле надгробия строителя монастыря инока Варлаама. Отец Вадим попросил меня помянуть его папу – убиенного иерея Михаила и маму – монахиню Марию. После панихиды он стал просить у меня прощения: «Простите, батюшка, может, я что не так напел» (отец Вадим пел «упокой, Господи…», а в требнике написано «покой, Господи …», и поэтому просил прощения).
На долю духовного становления внуков священномученика Михаила тоже пришлись нелегкие послевоенные годы, времена хрущевской оттепели и последующие десятилетия. Протоиерей Павел Красноцветов писал, что его отец, священник Григорий, никогда не говорил, чтобы мы продолжали его дело, понимая, как сложна жизнь священника в советском государстве. Но когда я еще мальчишкой прочитал в «Журнале Московской патриархии» правила приема в Московскую духовную семинарию и заявил о своем желании туда поступать, он меня поддержал, потому что понимал, что это призвание, которое передалось нам от отцов, дедов и прадедов. Сразу после окончания семилетки я отправился в Москву поступать в семинарию. Мне было тогда восемнадцать лет. Четверо суток я ехал в общем вагоне на средней полке с деревянным чемоданчиком под головой. В августе 1951 года, когда я впервые увидел Троице-Сергиеву лавру, жизнь в ней только начинала возрождаться. Братские корпуса, в которых до революции жили монахи, были еще заняты посторонними людьми и организациями. На территории лавры располагался пединститут, занимавший часть академических зданий, в том числе храм духовной академии, который использовался как концертный зал, где студенты пединститута танцевали и смотрели кино. Учиться было трудно, всегда на людях, но занимались мы с удовольствием. Наконец-то можно было нормально учиться, не скрывая, что ты сын священника. Это было большое облегчение. После окончания семинарии я служил в Феодоровском соборе в Ярославле. Тогда все было запрещено: колокольный звон, проповеди. Нельзя было приводить в церковь даже собственных детей. Моя супруга ходила в церковь с детьми, и на нас донесли. Меня вызвал уполномоченный по делам религии и пригрозил лишением родительских прав. Настоятелем Казанского собора в Санкт-Петербурге протоиерей Павел был назначен в 1996 году. В соборе в то время располагался Музей истории религии и атеизма. Божественную литургию власти разрешили совершать с 1991 года, но только по воскресеньям до 11 часов. В среду, выходной день музея, с 10 до 17 разрешалось совершать требы. Музей занимал все помещение.
В июне этого года мы посетили здравствующих сродников священномученика Михаила. Наше путешествие началось в Ярославле, где мы остановились в доме его правнучек, по линии дочери Ирины, Надежды и Татьяны Мальцевых – певчих архиерейского хора Ярославского Успенского кафедрального собора. Здесь состоялась встреча с протодиаконом Богоявленско-Анастасииного кафедрального собора города Костромы Сергием Мальцевым, протодиаконом Переславской епархии Николаем Мальцевым и священником Михаилом Михайловичем Красноцветовым – настоятелем храма Воскресения Словущего в селе Воскресенском Рыбинской епархии. Наше путешествие продолжилось в Сергиевом Посаде, где живет правнук священномученика Михаила, клирик Владимирского храма города Мытищи протоиерей Александр Каменяка.
Встречи с этими замечательными людьми прошли с необыкновенной сердечностью и еще более укрепили нас в мысли о том, что дальнейшая жизнь и служение Богу рода Красноцветовых и сплетенных с ним в ходе жизни других христианских родов воистину стали подтверждением подвига священномученика Михаила и его продолжением. Каким высоким смыслом и какой ответственностью озарилась теперь жизнь его потомков и всех, кто стремится черпать из чистого источника веры новомучеников и исповедников Церкви Русской.
Коротаева Галина Викторовна, | ||||||||||||||||||
Семью священномученика Михаила
и матушки Марии можно без преувеличения назвать домашней Церковью. После гибели главы семейства ее духовным средоточием стала мать – Мария Николаевна Красноцветова. Об этом
свидетельствуют все ныне здравствующие и ушедшие потомки. Вспоминая
далекие военные годы, внук отца Михаила, настоятель Санкт-Петербургского
Казанского собора покойный протоиерей Павел Григорьевич Красноцветов,
пишет:
Утром бабушка вставала первой,
поднимала нас и говорила: «Ребятки,
пойдемте помолимся». И мы стояли на
утренней молитве. Вечером, когда мы
не очень уставали после школы и работ
в огороде, она звала нас на вечернюю
молитву. После краткой молитвы мы
убегали и ложились спать, а бабушка
еще долго-долго молилась, стоя на коленях.
Священник Григорий Красноцветов скончался в марте
1960 года в возрасте 52 лет. Его сын,
протоиерей Павел, пишет, что за два
месяца до смерти отца он ездил к нему
в Барнаул и видел, с каким мужеством и
упованием на Бога отец переносит свои
мучения. Будучи уже тяжело больным,
священник Григорий продолжал служить в Покровском храме. Отец Павел
пишет, что, вспоминая отца, он всегда
видит его стоящим перед престолом в
алтаре, в благоговении совершающим
Божественную литургию. Для нас с
братом Михаилом наш отец был образцом для подражания. Только теперь я
понимаю, что давало ему силы жить и
быть опорой для семьи в тех нечеловеческих условиях. Это вера в Бога, которую отец впитал с молоком матери, а
также пример служения Богу и людям
горячо любимого им отца, священника
Михаила Красноцветова.
Духовное чадо отца Вадима раб Божий Сергий вспоминает: Отец Вадим
говорил, что глаза человеку даны не
только для того, чтобы видеть, но и
плакать. Почти на каждой проповеди
он не мог сдержать слез. Этот его дар
был отмечен еще владыкой Варфоломеем при рукоположении отца Вадима в диаконы. На всенощном бдении
ставленнику Вадиму благословили прочитать шестопсалмие, но он не смог
правильно прочитать псалмы. И дело
было не в слабости зрения, а в том, что
он буквально заливался слезами. Когда
будущий диакон вернулся в алтарь, иподиаконы стали укорять его за неумение
хорошо читать по-церковнославянски,
но владыка Варфоломей прервал потоки замечаний: «Прочитать и дурак
сможет, а плакать-то кто будет?».
Лебединой песней пастырского служения протоиерея Вадима Красноцветова стали посещения им Серпуховского Введенского Владычнего женского монастыря. Отец Вадим поражал всех
своей деликатностью и смирением.
|
© Православный просветитель
2008-24 гг.