…От В.А. Корнеевой следователь
Гольдман (1944) вымогал показания на
других людей угрозами: «Дом конфискуем, а твоих старух выкинем на улицу». Убежденная и твердая в вере Корнеева нисколько не боялась за себя, она
готова была страдать. Но угрозы Гольдмана были вполне реальны для наших
законов, и она терзалась за близких.
Когда к утру после ночи отвергнутых
и изорванных протоколов Гольдман начинал писать какой-нибудь четвертый
вариант, где обвинялась только уже
одна она, Корнеева подписывала с радостью и ощущением душевной победы.
Уж простого человеческого инстинкта
– оправдаться и отбиться от ложных
обвинений – мы себе не уберегаем, где
там! Мы рады, когда удается всю вину
принять на себя. <…>
Когда следователь Гольдман дал
Вере Корнеевой подписывать 206-ю
статью, она смекнула свои права и стала
подробно вникать в дело по всем семнадцати участникам их «религиозной
группы». Он рассвирепел, но отказать
не мог. Чтоб не томиться с ней, отвел
ее тогда в большую канцелярию, где сидело сотрудников разных с полдюжины,
а сам ушел. Сперва Корнеева читала,
потом как-то возник разговор, от скуки
ли сотрудников, – и перешла Вера к настоящей религиозной проповеди вслух.
(А надо знать ее. Это – светящийся человек, с умом живым и речью свободной, хотя на воле была только слесарем,
конюхом и домохозяйкой). Слушали
ее затаясь, изредка углубляясь вопросами. Очень это было для них всех
с неожиданной стороны. Набралась
полная комната, и из других пришли.
Пусть это были не следователи – машинистки, стенографистки, подшиватели папок – но ведь их среда, Органы
же, 1946 года. Тут не восстановить ее
монолога, разное успела она сказать. И
об изменниках родине: а почему их не
было в Отечественную войну 1812 года,
при крепостном-то праве? Уж тогда
естественно было им быть! Но больше
всего она говорила о вере и верующих.
Раньше, говорила она, все ставилось у
вас на разнузданные страсти, «грабь награбленное», – и тогда верующие вам,
естественно, мешали. Но сейчас, когда
вы хотите строить и блаженствовать на
этом свете, – зачем же вы преследуете лучших своих граждан? Это для вас
же – самый дорогой материал: ведь над
верующим не надо контроля, и верующий не украдет и не отлынет от работы.
А вы думаете построить справедливое
общество на шкурниках и завистниках?
У вас все и разваливается. Зачем вы
плюете в души лучших людей? Дайте
Церкви истинное отделение, не трогайте ее, вы на этом не потеряете! Вы
материалисты? Так положитесь на ход
образования – что, мол, оно развеет
веру. А зачем арестовывать? – Тут вошел Гольдман и грубо хотел оборвать.
Но все закричали на него: «Да заткнись
ты!.. Да замолчи!.. Говори, говори, женщина!» (А как назвать ее? Гражданка?
Товарищ? Это все запрещено, запуталось в условностях. Женщина! Так, как
Христос обращался, не ошибешься.) И
Вера продолжала при своем следователе!!
Так вот эти слушатели Корнеевой в
гебистской канцелярии – почему так
живо легло к ним слово ничтожной заключенной?
Фрагмент из книги «Архипелаг ГУЛАГ»
А.И. Солженицына
Когда следователь Гольдман дал
Вере Корнеевой подписывать 206-ю
статью, она смекнула свои права и стала
подробно вникать в дело по всем семнадцати участникам их «религиозной
группы». Он рассвирепел, но отказать
не мог. Чтоб не томиться с ней, отвел
ее тогда в большую канцелярию, где сидело сотрудников разных с полдюжины,
а сам ушел. Сперва Корнеева читала,
потом как-то возник разговор, от скуки
ли сотрудников, – и перешла Вера к настоящей религиозной проповеди вслух.
(А надо знать ее. Это – светящийся человек, с умом живым и речью свободной, хотя на воле была только слесарем,
конюхом и домохозяйкой). Слушали
ее затаясь, изредка углубляясь вопросами. Очень это было для них всех
с неожиданной стороны. Набралась
полная комната, и из других пришли.
