|
|
|
       
| ||
| ||
| На начало | ||||||||||||||||
Наши баннеры 
|
Чистое сердце царского врача – Евгения Сергеевича Боткина
«Сердце чисто созижди во мне, Боже,
По опубликованным историческим источникам известно, что его предупреждали о ссылке семьи в Тобольск еще в Царском Селе. Доктор Е.С. Боткин находился под арестом в числе немногих оставшихся при семье Николая II до конца мая 1917 г. Его выпустили домой для лечения тяжело заболевшей жены сына. Когда опасность для нее миновала, он обратился к коменданту Царскосельского дворца полковнику Е. Кобылинскому с просьбой убедить А. Керенского разрешить ему вернуться к арестованной царской семье. Керенский вызвал Боткина к себе. О чем они говорили – неизвестно. «30 июля, – писала в своих воспоминаниях дочь Боткина Татьяна Мельник, – мой отец вошел к арестованным в Александровский дворец, а в ночь с 31 июля на 1 августа Их Величеств увезли в Тобольск, причем до Тюмени они не знали, где их конечная остановка...». Евгений Сергеевич не принял в июне 1918 года предложение уральских большевиков уехать в Москву и продолжать там врачебную практику. Об этом в первую очередь говорит его незавершенное письмо. Оригинал документа хранится в Государственном архиве Российской Федерации, но его публикуют многие исследователи. Письмо Евгения Сергеевича датировано 9 июля 1918 г. Письмо адресовано Александру: или младшему брату, или неизвестному другу-сокурснику. В письме Евгений Сергеевич пишет: «Мое добровольное заточение здесь настолько временем не ограничено, насколько ограничено мое земное существование... В сущности, я умер, умер для своих детей, для друзей, для дела. Я умер, но еще не похоронен или заживо погребен... надеждой себя не балую, иллюзиями не убаюкиваюсь и неприкрашенной действительности смотрю прямо в глаза... Меня поддерживает убеждение, что «претерпевший до конца, тот и спасется». Вообще, если «вера без дел мертва есть», то «дела» без веры могут существовать, и если кому из нас к делам присоединится и вера, то это лишь по особой к нему милости Божьей... Это оправдывает и последнее мое решение, когда я не поколебался покинуть своих детей круглыми сиротами, чтобы исполнить свой врачебный долг до конца, как Авраам не поколебался по требованию Бога принести ему в жертву своего единственного сына». 
Австрийский солдат Иоганн Мейер, попавший в русский плен в годы Первой мировой войны и перешедший на сторону большевиков в Екатеринбурге, ставший членом Областного Совета, написал воспоминания «Как погибла царская семья». В книге он сообщает о предложении, сделанном большевиками доктору Боткину, оставить царскую семью и покинуть Екатеринбург. Имея возможность выбора, Евгений Сергеевич предпочел собственному спасению верность присяге, данной царю. Вот как это описывает И. Мейер: «Видите ли, я дал царю честное слово оставаться при нем до тех пор, пока он жив. Для человека моего положения невозможно не сдержать такого слова. Я также не могу оставить наследника одного. Как могу я это совместить со своей совестью?». Находился ли И. Майер при этом разговоре или описал его по чьим-то словам – не меняет сути вопроса. Доктор Е.С. Боткин не оставил своих пациентов, пока билось его собственное сердце. Это правильно – не покидать живых пациентов! Умереть вместе с пациентами мог только живущий по Евангельским заповедям человек и врач. Евгений Сергеевич Боткин был четвертым ребенком знаменитого клинициста, лейбмедика Сергея Петровича Боткина. У врачей фамилия «Боткин» в первую очередь вызывает ассоциации с болезнью Боткина (острым вирусным гепатитом), болезнь названа именем Сергея Петровича Боткина, изучавшего желтухи и первым предположившего их инфекционный характер. Он инициатор создания первого эпидемиологического общества; его усилиями в России появилась первая санитарная карета – прообраз будущей «Скорой помощи», его имя носит болезнь Боткина и больница Боткина; он был первым этническим русским, который стал лечащим врачом императоров Александра II и Александра III (до него были только иностранцы). Мама Евгения Сергеевича Анастасия Александровна имела прекрасное воспитание, была умной, интеллигентной, жизнерадостной. Ее отличала чуткость ко всему хорошему и доброму. «Страстно любя своих детей, умела сохранить необходимое педагогическое самообладание, внимательно и умно следила за их воспитанием, вовремя искореняла зарождающиеся в них недостатки». Атмосфера в семье, домашнее воспитание сыграли большую роль в формировании личности Евгения Сергеевича. Имя Боткина носит мыс в Обской губе. Назван он в честь Александра Сергеевича Боткина – помощника начальника гидрографической экспедиции по изучению устьев рек Обь, Енисей и части Карского моря, брата Е.С. Боткина. Он участвовал в экспедиции 1895-96 гг. под начальством А.И. Вилькицкого. В роду Боткиных было много творческих личностей – художников, литераторов. Боткины состояли в родстве с Афанасием Фетом, Павлом Третьяковым. Сергей Петрович был поклонником музыки, играл на виолончели под аккомпанемент жены и под руководством профессора И.И. Зейферта. В их доме проводились знаменитые Боткинские субботы: приходили профессора Военно-медицинской академии, писатели и музыканты, коллекционеры и художники. Среди них – И.М. Сеченов, М.Е. Салтыков-Щедрин, А.П. Бородин, В.В. Стасов, М.А. Балакирев. Евгений Сергеевич получил музыкальное образование и приобрел тонкий музыкальный вкус. 
Благодаря своей матери Евгений получил начальное домашнее образование, что позволило в 1878 г. поступить сразу в 5-й класс 2-й Петербургской классической гимназии, где проявились его блестящие способности в естественных науках. После окончания гимназии в 1882 г. он поступил на физико-математический факультет Петербургского университета. Но стремление к медицине и служению ей по примеру отца оказались сильнее, и в 1883 г. он поступил на младшее отделение открывшегося подготовительного курса Военно-медицинской академии (ВМА). В год смерти отца (1889) Евгений Сергеевич успешно окончил академию третьим в выпуске, был удостоен звания лекаря и именной Пальцевской премии, которую присуждали «третьему по старшинству баллов в своем курсе...». Профессиональную деятельность он начал в 21 год. Работать стал не в лучших клиниках (на что имел полное право), а в Мариинской больнице для бедных. В декабре 1890 г. на собственные средства был командирован за границу для научных целей. Занимался у ведущих европейских ученых, знакомился с устройством берлинских больниц. По окончании заграничной командировки в мае 1892 г. Евгений Сергеевич приступил к работе врачом придворной капеллы, а с января 1894 г. вернулся к исполнению врачебных обязанностей в Мариинской больнице в качестве сверхштатного ординатора. 
Одновременно с клинической практикой Евгений Сергеевич занимался и научными исследованиями. В мае 1893 г. он блестяще защитил диссертацию на соискание степени доктора медицины. Официальным оппонентом на защите был И.П. Павлов. Затем два года работал в клиниках Берлина и Гейдельберга, где слушал лекции и под руководством ведущих немецких врачей занимался практикой. По возвращении работал преподавателем Военно-медицинской академии. Во вступительной лекции 18 октября 1897 г. говорил: «Раз приобретенное вами доверие больных переходит в искреннюю привязанность к вам, когда они убеждаются в вашем неизменно сердечном к ним отношении. Когда вы входите в палату, вас встречает радостное и приветливое настроение – драгоценное и сильное лекарство, которым вы нередко гораздо больше поможете, чем микстурами и порошками... Только сердце для этого нужно, только искреннее сердечное участие к больному человеку. Так не скупитесь же, приучайтесь широкой рукой давать его тому, кому оно нужно. Так, пойдем с любовью к больному человеку, чтобы вместе учиться, как ему быть полезным». В 1898 г. вышел труд Евгения Сергеевича «Больные в больнице», а в 1903 г. – «Что значит «баловать» больных?». С началом Русско-японской войны (1904) Евгений Сергеевич добровольцем ушел в действующую армию и был назначен заведующим медицинской частью Российского общества Красного Креста (РОКК) в Маньчжурской армии. Это высокая административная должность, которую он совмещал с оказанием помощи раненым на передовых позициях. Очевидцы рассказывали, что однажды на перевязку был доставлен раненый ротный фельдшер. Оказав медицинскую помощь, Боткин взял сумку фельдшера и пошел на передовую.Это говорит о его храбрости и беспредельной доброте. «За отличие, оказанное в делах против японцев», Евгений Сергеевич был награжден орденами святого Владимира III и II степени с мечами. В апреле 1908 года Евгения Сергеевича назначили лейб-медиком царской семьи. Семью царя обслуживал большой штат титулованных врачей (среди которых были самые разные специалисты: хирурги, окулисты, акушеры, дантисты). Императрица Александра Феодоровна выразила желание, чтобы доктор Боткин, «тот, который был на войне», стал их семейным врачом. Анна Вырубова оставила следующую запись: «Помню, как я была рада, когда она, наконец, позвала доктора. Выбор ее остановился на Е.С. Боткине, враче Георгиевской общины, которого она знала с Японской войны, – о знаменитости она и слышать не хотела. Императрица приказала мне позвать его к себе и передать Ее волю. Доктор Боткин был очень скромный врач и не без смущения выслушал мои слова. Он начал с того, что положил государыню на 3 месяца в постель, а потом совсем запретил ходить, так что Ее возили в кресле по саду. Доктор говорил, что она надорвала сердце, скрывая свое плохое самочувствие». Доктора Боткина отличали нечастый талант клинического мышления и еще более редко встречающееся чувство искренней любви к своим больным. Самым тяжелым и самым обожаемым его пациентом был цесаревич. Из Спалы, когда врачи признались в своем бессилии ему помочь, доктор писал родным: «Спала. 9.Х.1912. ...Сегодня особенно часто вспоминаю Вас и ясно представляю, что должны Вы были почувствовать, увидав в газетах мое имя под бюллетенем о состоянии здоровья нашего ненаглядного Алексея Николаевича... Я не в силах передать Вам, что я переживаю... Я ничего не в состоянии делать, кроме как ходить около него... Ни о чем не в состоянии думать, кроме как о нем, о его родителях... Молитесь, мои детки, молитесь ежедневно, горячо за нашего драгоценного наследника...». Евгений Сергеевич сердечно переживал все, что касалось августейшей семьи. А идеальность отношений восхищала, тем более, что его собственная семейная жизнь была трагична: умер полугодовалый первенец, ушла из семьи жена, оставив ему четверых детей. Сын Дмитрий, хорунжий лейб-гвардии Казачьего полка, погиб в первый год мировой войны. А царский врач не смел просить государя о переводе сына из действующей армии в тыл. Он ни разу не воспользовался положением для создания своим детям каких-то особых условий. 
Евгений Сергеевич поехал со ссыльной семьей из царского дворца в неизвестность. Из дневника императора Николая II: «4 августа [ст.ст.], 1917 год. Перевалив Урал, почувствовали значительную прохладу. Екатеринбург проехали рано утром… Тащились невероятно медленно, чтобы прибыть в Тюмень поздно, в 11.30. Там поезд подошел почти к пристани, так, что пришлось только спуститься на пароход. Наш называется «Русь». Началась перегрузка вещей, продолжавшаяся всю ночь… Отошли от Тюмени около 6 часов». (Продолжение следует)
Надежда Антуфьева, | |||||||||||||||
Только чистотою сердца врача Евгения Сергеевича
Боткина (27 мая (8 июня) 1865, Царское Село – 17
июля 1918, Екатеринбург) – лейб-медика Его Императорского Величества, профессора медицины, приват-доцента Военно-медицинской академии (СПб), дворянина – можно объяснить и понять его жертвенное
служение царской семье во время смертельной опасности.
|
© Православный просветитель
2008-24 гг.